Дорога к озеру по-весеннему красивая, несмотря на серпантин, с которым я справляюсь, но не с легкостью. Встречные машины тоже осторожничают, а по-другому и не получится на этой извилистой дороге. Мы решили с моей подругой выехать из дома – слишком уж погода привлекательная. С наступлением тепла трава сразу же приобретает какой-то невообразимый зеленый цвет, отдельные цветочки своей скромностью украшают горный ландшафт. Летом всё пожелтеет и высохнет, вернее выгорит, а пока самое время увидеть наши края во всей красе.

Зима у нас не очень-то настоящая – всего на месяц температура опустилась ниже +10, но мы кутаемся в шарфы и кофты, греемся около каминов, а днем выходим на солнышко и признаемся друг другу, что зима – это невыносимое испытание.

- Таня, ты летом всем надоела своими жалобами на жару! А сейчас хнычешь, что тебе холодно – Света согласилась поехать в рыбный ресторан на берегу озера, и я ей благодарна очень.

- Это старость, Светочка – сказала я серьёзно – Самая настоящая старость!

- А ты что в молодые годы переносила погодные испытания легче?

- Света, это была молодость. Я была здорова и энергична. А несколько лет назад, очень ясно дал о себе знать возраст.

- Наверное, я бестолковая, но о старости не думаю и не боюсь её. Совсем не потому, что я молодая и здоровая, спортивная м сексуальная. Нет! Это не про меня, – сказала Света - старости я совсем не боюсь, потому что очень часто чувствовала себя старухой в молодые годы. В самом расцвете сил, вдруг опускались плечи, отсутствие сил и энергии, полный тупик.

Мы нашли небольшой ресторан с верандой на берегу единственного в нашей стране пресного озера. Летом здесь невыносимая жара, а сейчас, в феврале, блаженство.

Мы расположились за столиком на открытой веранде и заказали рыбу с салатами, которые подадут в специальных тарелочках, напоминающих пиалки.

 – Когда мне было пять лет, я мечтала быть восемнадцатилетней – начала я рассказывать свою теорию, которую уже проверила на практике. - Если человек не видит себя в перспективе, то он не может добиться в жизни успехов, воплощения и исполнения планов – продолжила я.

- Ну ты даешь! Как это пятилетняя девочка может представить себя девушкой? – удивилась Света

- Очень даже может представить. В пять лет девочка уже примеривает мамины туфли на каблуках, красит губы помадой… Это она уже создает свой образ для будущего.

- Ну а потом, когда ребенок превратился во взрослого человека, тоже нужно думать о себе: какой ты будешь в будущем? – спросил Света

- Конечно! В двадцать лет мы мечтаем создать семью, иметь детей. И это ещё не всё! Мы видим себя через двадцать лет.

- То есть, ты хочешь сказать, что в двадцать лет ты планировала какой ты станешь в сорокалетнем возрасте.

- Очень отчетливо я представляла себя в своей профессии, в семье…

- Ну и что ты представляла в своём воображении? – Света насмешливо смотрела на меня

- Я в молодости уже решила, что семейных ссор у меня в доме не будет.

- Как это? Так не бывает! Все ссорятся. И ты прожила жизнь без ссор?

- Нет, Света. Мне не удалось выполнить это обещание в молодости. Но я всегда хотела, чтобы дети жили не в семейных скандалах.

- А потом после сорока что ты представляла?

- Я представляла долгую профессиональную жизнь.

- И это тебе удалось. – Света знает, как я работаю всю жизнь

- А сейчас, Света, я не вижу своего будущего. Вернее, боюсь заглядывать. Что меня ждет? Инсульт, инфаркт, рак, маразм?

- Ну почему сразу рак, маразм? – Света не собиралась присоединятся к моему пессимизму.

- А что ещё может поджидать нас в старости?

- Посмотри вокруг, Таня! Ты путешествуешь, встречаешься с друзьями, читаешь книги…

- Это уже почти в прошлом. А дальше что?

- А дальше? – Света задумалась и не торопилась с ответом – А дальше, Дом пожилой женщины.

- "Дом пожилой женщины"? Это звучит, как сценарий, как название картины… Об этом можно подумать.

- Это можно планировать! – обрадовалась Света

- Об этом можно мечтать! – подхватила я.

- Конечно! Если задаться целью и сосредоточиться не на себе, а на образе жизни, то можно строить перспективу, как ты говоришь – Света любит всякие проекты.

Нам принесли рыбу с соусами и приправами. В ресторане много туристов, но нам никто не мешает. Страна у нас маленькая, меньше не бывает, но ощущение такое, что всё и везде просторно.

Мы прервали наш разговор о "Доме пожилого человека", потому что сразу несколько официантов ухаживали за нами.  Света, в таких случаях, говорит: "Гулять так гулять!", когда видит красиво сервированный стол, но сейчас она уже погружена в ту тему, которую мы подняли с ней и видно было, что ей интересно.

- Я вот сейчас вспомнила об одной очень интересной истории, которая многое объясняет – Света всегда смотрит в сторону горизонта, когда начинает что-то рассказывать. Она, как художница, видит свой рассказ и рисует его, только не красками или карандашами, а словами. В этот момент я становлюсь свидетельницей уникального явления – картина чьей-то жизни появляется перед глазами, и не надо никаких кинотеатров, музеев или галерей.

- Друг моего приятеля ушел от своей жены – начала Света одну из своих уникальных историй – В тот момент, когда он снял квартирку и начал упаковывать книги, компьютер, многочисленные пластинки и диски, ему было 75 лет.

- Что? – вскрикнула я – Он оставил семью в 75 лет? Идиот!

- Я точно так же среагировала, когда мой приятель рассказал, что помогает своему другу прибить полки, расставить мебель и книги в новом жилище, которое они ему подыскали.

- Но он прожил долгую жизнь с женщиной и оставил её? – хотела понять я.

- Он прожил долгую супружескую жизнь, дети его уже имели внуков, а он собрал свои вещи и ушел…

- В одиночество! Зачем он это сделал?

- Не зачем, а почему – поправила меня Света. – Его жена кричала на него всю жизнь. Ей все равно было есть люди в доме или нет, на улице, в магазине – она отчитывала его, как маленького мальчика. Он так и сказал: "Поживу напоследок без её крика!"

- Вот это да… - удивилась я – Но в этом возрасте мужчины беспомощны: болезни, питание, забота женщины – это необходимость!

- Слово в слово, Таня, я произнесла этот же текст своему приятелю и попросила его не помогать, не вмешивать, чтобы этот пожилой человек понял, что без семьи ему оставаться нельзя. Но ничего не помогло! Он ушел, и его дети не смогли помирить своих старых родителей.

- Придурок! Исковеркал жизнь женщине и себе…

- Не торопись с выводами, у этой истории есть продолжение. Очень скоро у него в этой съемной квартирке, точнее сказать комнатке, стали собираться друзья – он любил играть в шахматы, и вместо того, чтобы сидеть под палящим солнцем на улице, его приятели по шахматам приходили к нему в гости. И это ещё не всё! Он владелец уникальной библиотеки и фонотеки: всю жизнь собирал записи великих музыкантов и разбирается в музыке получше профессионалов.

- А кто он по профессии?

- Не знаю, Таня. Могу спросить, по – моему технарь, но не музыкант – это точно. Так вот, в течение нескольких месяцев, кроме шахматистов, у него дома организовался клуб любителей музыки.

- Клуб любителей музыки?

- Именно! На эти вечера стали приходить профессионалы музыканты. Они слушают одно какое-то произведение в исполнении разных музыкантов, а потом беседуют, анализируют, делятся впечатлениями.

- А его жена в это время плачет от одиночества… - как-то не могла я радоваться за этого беглого мужа, хоть и понятно стало, что человек он незаурядный.

- Жена его, кроме того, что общается с их детьми и внуками, приходит к нему в гости.

- Серьёзно! – я обалдела

- Ещё как серьёзно! Те, кто знает его сегодня, рассказывают не только об уникально интересных встречах в его доме, сколько о шикарных тефтелях в соусе, которые он подает гостям.

- В 75 лет он начала готовить еду?

- Да нет, Таня! Он готовил еду всю жизнь. Его жена не любила кухню, настолько не терпела гостей, что каждый раз, когда кто-то заходил, она поднимала скандал и он от стыда не знал куда деться.

Вот так только Света умеет "нарисовать" все детали в своём рассказе – перед моими глазами был человек, который умеет погладить себе рубашку и брюки, разбирается в винах и сырах, умеет приготовить и подать на стол тефтели в соусе и гостеприимностью согреть своих сверстников или людей моложе себя.

Мы со Светой вышли из ресторана и пошли по набережной вдоль озера.

Можно было вспоминать и вспоминать людей, которые в преклонном возрасте, не расставались со своими хобби, со своими привычками и правилами, сохраняя в жизни особый вкус и аромат.

- А как же старческие болезни? Альцгеймера, склероз, маразм? – уже в машине я задала этот вопрос, который вернул нас в реальное положение вещей.

- Ты знаешь, Танюша, у меня остались в памяти слова Мичурина….

- Какого Мичурина? Садовода?

- Да, слова потомственного садовода, который оставил миру массу новых сортов яблок и других фруктов. Остались у меня в памяти на всю жизнь его слова: "Человек умирает от самоотравления!"

- Об этом не только Мичурин говорил.

- Действительно, не Мичурину принадлежит это открытие. Но именно в его статьях мне запомнился этот вывод: не захламлять организм перееданием, куревом, алкоголем, заниматься физической нагрузкой, следить за обменом веществ.

- А старческий характер? Слабоумие? Этого все боятся.

- Слабоумия надо бояться с раннего возраста. Чтобы в старости не быть слабоумным, надо с молодости заниматься образованием в самом широком смысле этого слова.

- Ты знаешь, Света, я встречаю сейчас людей, которые получили широкое образование, но их высказывания, манера спорить говорит о явном слабоумии.

Света засмеялась:

- Люди не понимают, что всё, что мы учим сегодня, завтра уже устаревает.

- И в медицине, и в психологии? – спросила я

- В первую очередь в медицине и в психологии.

- Ну что, например, изменилось в психологии человека?

- Всё изменилось, Таня. Ещё 30 лет тому назад считалось, человек должен быть скромным. Сегодня скромность может погубить каждого из нас!!!

- Погубить? Каким образом?

-  Человек может не получить работу, его может затюкать жена, он может стать мишенью для насмешек своих друзей и приятелей.

- А что же делать, если человек скромный?

- Не быть скромным!  - у Светы всегда всё просто и понятно. – Нужно учить уже в школе детей умению отстаивать свои принципы.

- Согласна с тобой! Этому можно научить.

- Можно и нужно научить детей излагать своё мнение, уметь принимать возражения, спорить, не обижая никого, но в то же время взять себе право голоса. Это жизненно необходимые качества, которые надо приобрести и сохранить на всю жизнь.

Мы подъехали к дому.

- Столько работы меня ждет! – Сказала Света – Но я так рада, что мы выбрались из дома и провели вместе эти полдня.

Полдня отдыха. Перед глазами остались горы, покрытые зеленью, как всегда в феврале. Солнышко просто порадовало нас сегодня. А наши беседы со Светой – это самая настоящая пища для размышлений.

Первое февраля я бы праздновала, как День Надежды. Всякие праздники есть, но Дня Надежды нет. А я очень люблю Первое февраля.

Зима уже позади. Потому что февраль – это не ноябрь, когда впереди ещё снежные бури и холодные ливни, и ветер, который сбивает с ног. Конечно и в феврале ещё не конец зимы, но и не начало. Уже можно мечтать о весне. А это самое главное! Уже можно в розовом рассвете увидеть первые намеки на тепло, на день, который принесет радость, а не печали и страх.

В феврале появляется первая зелень, и мы рады опять узнать, что жизнь на Земле продолжается.

Люди придумали деньги – и страдают из-за них, так, что весь мир трясет от страха из-за этих страданий.

Люди придумали оружие – и не знают куда его девать. Уже нет столько врагов, сколько есть оружия. Куда его девать, если не будет врагов? Вот уже и начали убивать своих. Зачем столько оружия? А его всё производят и производят, и производят. Те, кто производят и создают оружие, не знают, что производят они оружие против своих детей? Против наших детей?

Люди придумали любовь. Отношения мужчины и женщины – это Чудо чувств от которого рождаются дети, засунули в рамки, которые похожи на клетки. В этих клетках кривляющиеся женщины, которые разукрасили себя, как папуаски, одели бельё, которое железками и веревками впивается в тело, а тело высушили диетами так, что лицо исчезло совсем – остались только злые глаза.

Ради этой любви, которую придумали люди, и назвали её сексом, ложатся на операционный стол, чтобы отдать свое тело на растерзание. И всё это ради любви?

Всегда Первого февраля у меня появляется Надежда, что этот кошмар закончится. Скоро мы увидим красивые поляны, с цветами, которые уже готовятся нас порадовать. Есть люди, которые слышат Землю. Приложат ухо к Земле и слушают её. Скоро дачники начнут готовить рассаду. Дети будут играть с друзьями на улице, и холод не загонит их домой.

В мире есть столько ресурсов, чтобы построить жизнь, в которой всем найдется место. В День Надежды мы верим, что разум проснется, озарит всех людей на нашей планете простыми решениями в сложных конфликтах.

Что делить? Зачем? К чему это приводит? Пусть Первое февраля будет Днём Надежды!

Девичья гордость

Это были семидесятые годы. Мы уже понимали, что жизнь меняется и не в лучшую сторону, но ещё не представляли себе какие перемены и трагедии нас ожидают. А пока всё это не наступило и не обрушилось на нас, мы жили по – прежнему: работали, экономили деньги, праздновали седьмое ноября и первое мая, а в Новый год наряжали ёлку и лепили пельмени.

Я всегда, кроме того, что работала, ещё и подрабатывала. Концертмейстерская специальность давала мне возможность сводить концы с концами. Годами я аккомпанировала хору, всегда числилась концертмейстером в театре "Оперы и балета", но основная занятость была в музыкальном училище, где кроме меня трудились ещё пианисты, буквально на всех отделениях – от струнного до духового.

В те времена, отношения между людьми не имели дистанции. На работу мы приходили не как роботы, а могли искренне делиться и радостью, и шутками, и печалями. Можно было смело рассказать о проблемах с детьми или с мужем, о начальнике, который придирается, о деньгах, которых не хватает никогда. Среди нас не было стукачей, завистников и поэтому мы все чувствовали себя уверенно во всех отношениях. Мы, концертмейстеры, разные по характеру, но возраст был у всех, примерно, один и тот же. Социальное положение тоже не очень-то отличало нас друг от друга, т.е. если у кого-то не было блузки на выступление или туфель, чтобы выйти на сцену, никто этому не удивлялся и делились друг с другом всем, чем только могли.

Была среди нас выпускница одесской консерватории, умница Нина – она вышла замуж и оказалась в нашем уральском городе. Очень скромная на вид женщина, профессионал высшего класса. Нина преображалась, когда работала со студентами. Я даже помню её выражение лица и глаз – нужно самое настоящее мужество в характере, чтобы справиться с трудным текстом выпускных программ, которые исполняли студенты струнного, вокального и духового отделения.

Была группа моих подружек по студенческим годам – нас оставили в училище по распределению. Мы так и держались вместе. Отношения наши были не просто дружескими, но ещё и теплыми: поддержка, готовность помочь, заменить, если требовалось, – это редкие качества, но мы считали их нормой.

Запомнилась и Оля Эмина из Иркутска. Заканчивала она консерваторию уже в нашем городе, а потом вышла замуж за Мишу, он после авиационного института работал где-то по своей профессии и всегда был окружен друзьями, которые обязательно сидели за столом, приглашенные на все, без исключения, праздники.

Как вмещала крошечная хрущевская квартирка Эминых такое количество людей – это до сих пор остается вопросом для меня. Никогда наша компания не собиралась у меня в доме, потому что мы жили с моими родителями, и честно скажу, наша семья не была гостеприимной, не потому что мы были скупыми или плохими людьми, просто отношения были натянутыми – каждый, кто заходил к нам в дом, это чувствовал. Нина жила в семейном общежитии – это одна комнатка, она же кухня, она же спальня.

Оля Эмина была сильнее всех. Во-первых, у неё был такой характер лидера, как сейчас говорят, во-вторых у них с Мишей было уже двое сыновей, а в-третьих, у неё не было родителей. Не смогу рассказать о ней больше, потому что ничего не знаю – она рассказывала только о бабушке, которая её вырастила и воспитала. 

Вполне возможно, что Оля училась в интернате, но я не уверена в этом, просто характер у неё был такой детдомовский, хотя можно было смело её осанку и манеру поведения назвать королевской: высокая (почти два метра, но муж Миша, был ещё выше её), совсем не худая брюнетка, с короткой непослушной стрижкой. Носила Оля только парчовые платья. У неё были платья новые из парчи, которые она берегла для выступлений, а были старые, которые она не выбрасывала, а носила на работу. Платья эти сидели на ней, как на корове седло, но я не помню её в другой одежде.

 Как-то она принесла мне починить несколько её платьев – что-то застрочить, что – то расширить в объеме, что-то подкоротить. Уже дома, развернув сверток с этими парчовым платьями, я поняла, что эти одежды никто никогда не стирал… Не могу сказать, что это было – или синтетика или натуральные ткани, но вполне возможно, что после стирки они бы деформировались, поэтому я тоже не решилась окунуть их в мыльную пену, а потом хорошо выполоскать. Прежде чем приступать к ремонту этих изделий, надо было их распороть. Никогда этого не забуду! Я справилась только с одним платьем, а остальные вернула удивленной Оле:

- Не справилась – сказала я, и в какой-то мере это было правдой. Концертмейстерский пот плюс резкий запах духов, которые поднимут мертвого из гроба.

Правда я набралась смелости и посоветовала Оле не носить эти ткани каждый день:

- Оля, одежда должна дышать. Понимаешь? – сказала я внятно, как будто Оля была иностранкой и не понимала русский язык – Это ткань не каждодневная!

У Оли на все случаи жизни было своё выражение лица и взгляд. Она непонимающе смотрела на меня, но через несколько секунд прищурила глаза и заподозрила, что я просто поленилась возиться с её "замечательными" платьями. Я поняла, что разговор бесполезен. 
Все привыкли, что Оля одевается в эти парчовые платья, которые к её черным сапогам ну никак не шли. Никто не догадывался, что эти платья никто не стирал никогда, но все знали Олин запах…

Как концертмейстеру Оле Эминой не было равных – её большие неуклюжие руки, превращались в крылья красивой птицы. Она была с большим концертмейстерским талантом, работала со студентами тщательно и вдохновенно, получала призы самого разного рода, и её довольно непростой характер, помогал всем быть в активной форме и не расслабляться.

Оля имела свои понятия в жизни, опиралась на них, и состояние растерянности, лени, слабости, просто не понимала.

Как-то на новогодний вечер все лепили пельмени. Договорились специально приехать к Оле, в первой половине дня, и лепить вместе сотни пельменей на вечер, вернее на новогоднюю ночь. Я же с мужем явилась сразу к праздничному столу. Конечно, у меня была причина не участвовать в подготовке к новогоднему столу, но Олю это не интересовало. В своей шутливо-ироничной манере, она при всех ответила на мои извинения:

- А кто не работает, тот не есть!

Я и не ела… В те времена придерживалась вегетарианства, только поэтому выдерживала атаки и приступы очень тяжелой астмы.  Никто не заметил, что я обиделась, компания была шумная, все понимали шутки, кроме меня, наверное. 

Гуляние длилось, как и положено, до утра, и я на всю жизнь запомнила нечеловеческую усталость. Мы, еле передвигая ноги в сугробах, добрались домой и заснули, как после тяжелого испытания на нервы и на здоровье. Груды еды, огромные банки с солеными огурцами и помидорами, салаты под шубой и без шубы, пельмени и торты, лимонады и рассолы, шампанское и водка, пиво и вино… всё это крутилось в моей голове, как страшный сон, который прерывался Олиным голосом: "А кто не работает, тот не ест!" Мне снилось, как меня обговаривают и обсуждают мои подружки и коллеги, когда они все лепили пельмени, а я нет. Ужас и кошмар – так начался этот новый тогда год.

После зимних каникул я вернулась на работу другим человеком. "Каким другим?" – спросите вы. "Чужим" – отвечу я. Именно так я себя почувствовала. 

С ранней юности у меня присутствует одно качество, над которым можно и посмеяться – я называю это качество: "девичья гордость". В самых разных ситуациях это моё качество просыпается, и я становлюсь чужая тем, кто причинил мне боль, как человеку и как женщине. Один только пример я вам дам, и вы поймете, что такое моя "девичья гордость".

Совсем недавно моя приятельница пожаловалась, что её взрослый сын очень грубо с ней разговаривает по телефону:

- Мама! Отстань! Ты звонишь каждый день! У меня всё нормально – не надоедай! Ты мне мешаешь, отрываешь от дел!!!

Что делать в таких случаях? С одной стороны – это хоть и взрослый, но ребенок. Ссориться, обижаться, заплакать, сделать замечание?

- А где твоя девичья гордость? – вдруг спросила я свою приятельницу.

Она в недоумении, как на ненормальную, посмотрела на меня и уже приготовилась смеяться.

- Представь, что это не твой сын, а посторонний мужчина – упрямо настаивала я на своём – как ты среагируешь на мужчину, который орет тебе в телефонную трубку: "Отстань! Надоела! Не мешай!"?

- Нет, ну тут всё понятно… - растерялась моя приятельница, которой также, как и мне, уже за шестьдесят.

- Что тебе понятно? – настаивала я

По выражению её лица я поняла, что у моей знакомой тоже есть своя "девичья гордость".

- Что не брать телефон? – растерянно спросила она

- Естественно!!! – надавила я на каждую букву этого слова – А как же ещё? Ты что хочешь, чтобы твой сын не узнал, что такое "девичья гордость"?

Мы засмеялись. Но, если серьёзно, парень очень быстро понял, что обидел мать, стал окольными путями искать возможности поговорить с ней, извиниться – звонил отцу и даже мне, волновался, что мама не берет телефон. Кстати я ему и сказала, что его мама женщина, и у неё есть своя "девичья гордость". Он тоже рассмеялся, но уверена, что задумался.

Так вот, возвращаясь к своему рассказу о Оле Эминой, я скажу, что на работу тогда, после зимних каникул, я пришла с проснувшейся "девичьей гордостью". Не знаю на что я обиделась, в принципе никто меня не обижал. Но этот кошмар в новогоднюю ночь воспринялся мною, как оскорбление: анекдоты пошлые с матом, стаканы водки, взмыленные люди, которые не танцевали, а прыгали, как козлы…  А мне все казалось безвкусным и бессмысленным.

На работе никто не заметил моего настроения. Сессия для заочников продолжалась, масса экзаменов, работа концертмейстеров и преподавателей такая, что никто голову не поднимал. Не было минуты перемолвиться словечком. Мой серьёзный настрой, после Нового года, был как раз в той атмосфере, в которой находились все. Груды нот, репетиции с раннего утра до позднего вечера. Кроме того, что надо было выучить программу из трудных произведений в классе, надо было ещё репетировать в большом зале, где проходили экзамены, чтобы подстроиться под акустику большого помещения с высоким потолком.

Я не строгая, к сожалению. Но все знают, что я зануда – пока не будет отшлифован трудный фрагмент, не отступлю.

И вот, когда напряжение от экзаменов спало, прихожу я на работу и вижу, что все сидят очень понурые и грустные, а в центре Оля Эмина только что закончила какой-то свой рассказ. Сама Оля на себя не похожа – серое осунувшееся лицо, опущенные плечи, кисти рук, как будто не знает куда деть. Её парчовое платье с пятнами на груди, совсем несуразное или точнее сказать дикое какое-то.

Я глазами спросила у присутствующих: "Что случилось?" Мне так же молча ответили, отмахнулись: "Потом! Не сейчас…"

Оля помолчала и продолжила охрипшим голосом:

- Не знаю, что мне делать после всего этого. Это конец всему! Я пашу день и ночь, стараюсь, из кожи вон лезу, а они в дом порнографические журналы приносят.

Я начала что-то понимать, а через пять минут картина была вообще ясна.

Оля нашла дома спрятанный порнографический журнал. Она единственная женщина в своей семье, все остальные мужчины, включая восьмидесятилетнего отца Миши и двух её сыновей, пяти и девяти лет. Не проводя выяснения кому принадлежит этот порнографический журнал, Оля за общим завтраком рявкнула:

- Ещё раз найду эту гадость, выгоню как собаку из дома!!!

Испугались все её мужики – дедушка схватился за сердце, Миша побледнел, мальчишки присмирели, явно не понимая, о чем идет речь.

На Олю накинулись все наши девчонки, так мы друг друга называли, хотя девчонками давно уже не были:

- Ты с ума сошла! Сейчас это нормальное явление! Подумаешь, нашла журнал с картинками! – все без исключения воспитывали Олю, рассказывали ей, что в каждом доме есть порнографические видеокассеты и все мужчины сегодня без порнографии не живут.  Оля беспомощно оглядывала всех таким безумным взглядом, как будто видела своих закадычных подружек впервые.

- А вообще-то Оля права – сказала я, несмотря на то, что уже месяц чувствовала себя чужой в своем рабочем коллективе.

- В чем это она права? – почти хором спросили меня все.

- Во всем она права – спокойно сказала я. – Порнография – это гадость, которая в доме, где растут дети, не должна быть.

- А если это её муж? – спросила Нина

- Пусть выбирает – ответила я за Олю – Что ему дороже: жена с требованиями и с принципами или порнография?

Как всегда, от моих высказываний все шарахаются. Но я уже к этому привыкла. Это спонтанное собрание закончилось, все стали расходиться по классам, только мы с Олей остались в узкой и неуютной комнате, которую можно было бы принять за раздевалку спортсменов, но два стареньких пианино, прижавшись в стене, напоминали нам, что это музыкальный класс.

Я села рядом с Олей и обняла её за плечи. Этот её запах от парчовых нестиранных платьев показался мне родным.

- Не волнуйся, Оленька! Ты сильная и мужественная женщина! Не все могут трахнуть по столу, поэтому в домах пьют, развратничают, женщин бьют и даже убивают. А ты растишь мальчишек. Кто оградит их души от чернухи?

Оля заплакала. Её широкая спина не помещалась в ткань этого парчового платья, которое расползалось по швам. Я вдруг увидела, как бедна эта женщина! У неё нет ни мамы, ни сестры, которая бы её поддержала, посоветовала.

- Прости меня, Танечка! Я вижу, что ты сторонишься меня. Грубость моя… Ненавижу себя!

Я гладила и согревала Олины руки.

- Ты не представляешь, как я устала. Слова доброго не слышу. С утра до вечера: "Принеси, подай, вымой, купи, свари!"  - Она не прекращала причитать, и я знала, что это не истерика,а  бунт на корабле.

Какое-то время я не перебивала её, пусть выговорится. А потом спросила:

- А в чем собственно проблема? Менять надо мужа, если он не подходит тебе.

Оля очумело посмотрела мне в глаза. Миша её – это был золото, а не муж.

- А что? – пожала я плечами – Мой первый муж тоже был идиот.

- Какой первый муж? – Оля знала меня со студенчества.

- Первый, Оля, тот который трепал мне нервы. Я с ним развелась в суде, полтора года жили врозь, а потом опять поженились.

- Иди ты!!! – Воскликнула Оля и я видела, что плечи её распрямились.

- Чего ты вдруг испугалась? – продолжила я – Ты кого слушаешь? Где это и когда это было нормой держать порнографические журналы в доме, где растут дети? У меня нет чувства юмора, ты знаешь, Оля: черное - это черное, а белое - это белое – поставила я точку в своем монологе, но добавила ещё – Облико морале!!!

Оля рассмеялась.

- Сколько ты зарабатываешь Оля? – спросила я

- Ну столько же, сколько и ты… - она уже не понимала куда я гну.

- Так вот, от слов к делу: теперь половину своей зарплаты ты тратишь на одежду себе! Поняла? Пальто новое, вязаные кофточки, жакеты, колготки, сапожки, туфельки, бельё! Порнографические журналы им!!! Ишь ты!!!– когда я разойдусь, остановить меня уже трудно.

Открылась дверь класса, и студент, который искал нас с Олей, робко спросил: будет ли сегодня репетиция?

- Вы что уже всё выучили, что пришли за концертмейстером!? – заорала я, как будто это он, этот студент, принес порнографический журнал в дом Оли – Можно один раз в жизни дать нам поговорить? Вы что сами не понимаете? Как дети маленькие…

- Тань, а ты что правда  пол зарплаты тратишь на себя? – спросила ошалевшая Оля.

- Пол зарплаты? Я трачу на себя всю зарплату! – соврала я, но это было не важно. Оля знала, как я экономлю, но сшить себе платьице, купить немецкое бельё, польскую пудру, цигейковую шубу на зиму – почему нет? Кто спасибо скажет за прислуживание каждому в отдельности и всем вместе взятым?

Мы вышли из здания. Гололед - это был только повод прижаться друг к другу. Мы гуляли по зимним улицам нашего города, планировали свою новую жизнь, мне хотелось, чтобы Оля Эмина осталось такой же сильной и талантливой, и чтобы дома её ценили и прислушивались к ней.

Историю эту я уже и забыла. Прошло много лет. С Олей Эминой мы иногда перезваниваемся, она живет в Америке, сыновья её уже женились. Она по-прежнему красавица.

А почему я о ней вспомнила? Сейчас объясню.

Посмотрела я вчера фильм "Левиафан" и подумала:

"Ах, если бы главная героиня, стукнула по столу поварешкой, да приструнила бы мужиков, а заодно и подружку, которая тоже пьет водку из стакана".

Почему считается примитивным потребовать от мужчин нормально обращаться с женщиной и относиться к ребенку с уважением?

Почему такое безволие? Кто делает женщину такой беспомощной и слабой?

Лет 20 -25 назад появилась возможность чуть ли не в каждом киоске купить, кроме водки и сигарет, порнографический журнал.

Мне тогда уже стало ясно, что это катастрофа. Я даже не имею ввиду поголовную импотенцию среди мужского населения, я не буду говорить о виагре, как о лекарстве, которое как бы помогает – не моего ума это дело.

Но я точно знаю, что за развратом и распущенностью, во все времена, начинались войны. Можно кричать на маму, можно порнографией увлекаться и развлекаться, всё можно… Но разве это не конец света? Света нашей души и сердца.

Мы содрогаемся от того, что в нашем цивилизованном мире всё – таки начались войны и грозят нам страшной реальностью. А где мы все были, когда выросло поколение, для которого нет ничего святого? 

Кардиолог, японское пианино и бомбоубежище

Опишу этот день, потому что он войдет в историю моей жизни.

Иногда случаются события, которые остаются грустными воспоминаниями, и не хотят уходить или раствориться, испариться, исчезнуть в конце то концов. Так и приходится их тащить из года в год, из страны в страну, из молодости в старость…

А вчера был день совсем другой. Я даже боюсь его описывать, чтобы не расплескать удовольствие.

                                         ****

К кардиологу я записалась не от хорошей жизни: давление, сердцебиение, перебои, высокий пульс. Картина ясная и не редкая в моем возрасте. Страх по-хозяйски расположился в моем характере и в поведении. Депрессия, к которой я уже привыкла, потому что она меня сопровождает, можно сказать, всю жизнь – подругами нас с Депрессией не назовешь, но она привыкла ко мне, а я привыкла к ней.

Вот такая пациентка вчера пришла на прием к профессору кардиологу. Он опоздал на час на работу и бегал по коридору, на виду у тех, кто его уже ждал и записался к нему на прием за месяц или за два.

Я взяла с собой кусочек кекса, если вдруг упадет сахар, лекарство, если вдруг пульс собьется с ритма и воду, если вдруг начнется обезвоживание. Бигуди я завиваю каждое утро, независимо от самочувствия, одета совсем не богато, но всегда хиппово. Как говорит моя внучка, когда видит меня: "Кто хиппует, тот поймет!"

Передо мной зашла на прием аргентинская пара пожилых людей, и я поняла, что можно вздремнуть. Кардиолог перестал бегать по коридору, и медсестра сказал, что он принимает больных очень медленно – не меньше сорока минут на пациента. "Дай Бог, чтобы он уделил мне пять минут – подумала я, ни на что хорошее не надеясь".  Я уже была у разных врачей, но молодость они мне не возвращали, и я оставалась со своими возрастными проблемами один на один.

Ровно через час (я даже успела выспаться) меня пригласили в кабинет.

Я зашла, не прекращая читать по сотовому телефону письмо от подруги. Кардиолог очень быстро нашел мою историю в компьютере, и уже внимательно смотрел на меня, что было странно. Обычно врачи так и не отрываются от экрана компьютера.

Человек я серьезный, когда прихожу к врачу, "вооружена до зубов": вот мои анализы, вот мои кардиограммы, вот лекарства, которые я принимаю. Приготовилась продолжить читать письмо подруги, пока врач будет смотреть в мою историю болезни, но кардиолог молниеносно все понял, и причем правильно понял.

 Я всегда очень удивляюсь, когда встречаюсь не с дураком. Вопросы его были умными и настолько точными, что я передать вам не могу. Каждое мгновение рядом с ним превратилось в золото, в драгоценность.

Незаурядный, творческий человек, который от работы получает удовольствие!

- Когда и как начинаются приступы? – спросил он меня не тоном врача, а тоном частного детектива.

- Виолончель, которая вместе с ударными инструментами, сопровождает бедный событиями сценарий фильма. Когда я чувствую, что авторы кино хотят напугать зрителя, привести его в состояние тревоги, у меня пульс подключается к этому страшному ритму, и я уже не в состоянии остановить приступ аритмии, который как поезд трогается с горы вниз….

Кардиолог в восторге задает ещё вопрос, а от ответа моего просто балдеет:

- Да вам надо книги писать! – говорит он

- Меня уже не один человек посылает к психиатру – я действительно не против посетить психиатра, но я уже была у него, и он тоже был в восторге от моих рассказов и сказал, что я здорова.

- Вы совершенно здоровы! – подтверждает кардиолог.

- Но я уже три года не выхожу из дома и не общаюсь ни с кем. Мне плохо, я не в состоянии разговаривать даже с близкими мне людьми – слезы выступили у меня на глазах.

Кардиолог воспринимал меня и мои слезы в голосе, как великолепное театральное представление. Нет! Он верит мне! Но он любовался живой женщиной, которая с десяти лет жила только на сцене:

- Я писала сценарии к спектаклям, выпускным вечерам. Была и режиссером, и композитором. И вдруг устала… Как будто воздух, который был мне отпущен, я уже выдышала, энергию отдала.

- Есть кто-то, кто вас не утомляет? – спросил доктор.

- Мои ученики и друзья в интернете – я приготовилась к его нравоучению: "Надо отучиваться от интернета зависимости, надо прекращать работать!"

Но он ничего такого не сказал.

Измерял мне давление, встав передо мной на колени. Вернее, он присел так, чтобы не потревожить меня. Сам поднял рукав кофты, за что-то извинился, и я почувствовала себя на престоле. Это обычное кресло для пациентов превратилось в престол для королевы.

Осмотрев меня и прослушав мои легкие и сердце, он назначил мне лечение:

- Беседы!!! Вентилировать мозги! – и он показал на свою голову.

Этот доктор ничего не разжевывал и ничего не объяснял. И я ему ничего не разжевывала и не объясняла.

- Есть такой вид лечения: беседы – сказал он -  Во время беседы нормализуются жизненно важные процессы – продолжил доктор.

Беседовать? Это то, что я как раз не могу в последние годы.

Но его я поняла!

Беседовать, чтобы было легче, а не тяжелее. Мне нельзя общаться с людьми, которые нагрузили меня до отказа, и ещё норовят нагрузить. Они не видят и не хотят видеть, что я уже не держусь на ногах от тяжести, которую они на меня взвалили.

Час в кабинете этого кардиолога прошел, как минута. Вышла я в коридор в состоянии эйфории.

Самое главное, что меня потрясло – это то, как он ответил на мой вопрос о депрессии:

- Доктор, скажите мне, а эмоциональное состояние может настолько влиять на физическое здоровье, что поднимается давление, появляются боли в сердце и т.д.?

- От эмоционального состояния зависит: или вы будете счастливым человеком или сядете в инвалидное кресло.

"Ничего себе!" - Сказала я себе и тут же, напротив больницы, из которой вышла, увидела магазин музыкальных инструментов. Новое здание, но продавцов я уже знаю давно. Просто они работали в другом конце города, а теперь открыли новый магазин.

Меня тоже здесь все знают, потому что мои ученики всегда покупают пианино и органы в этом магазине.

- Хочешь посмотреть какой инструмент купил твой новый ученик? – спросил продавец

Я села за клавиатуру, дотронулась до клавиш японского электрического дигитального пианино и уже не могла оторваться. Как вовремя попался мне этот инструмент! После такого кардиолога хочется петь и танцевать, или играть на японском пианино. Остатки моего разума удержали меня не открыть кошелек, а идти домой.

"Завтра куплю!" – сказала я себе, как маленькому ребенку, и удивилась, что у меня не болит голова, что сахар не упал, что обезвоживания со мной тоже не случилось.

Мои мысли и разговоры о новом пианино, которое я хочу купить, прервали новости об опасном положении на границе с Ливаном. Жителям города давались рекомендации, как перед войной.

Вечером постелила себе постель в специальной комнате, которая считается у нас бомбоубежищем. Перед тем как заснуть, написала пост о новом японском пианино, которое я хочу купить.

Вот так и живем….

Музыкальный диктатнт

Музыкальный диктант

Надо записать небольшое музыкальное предложение, которое я слышу, но не вижу. А мне это было недоступно.

В свои пятнадцать лет я не знала, что несмотря на присутствие музыкальных данных, память у меня зрительная – только с помощью зрительной памяти я выучиваю трудные тексты по нотам и наизусть. Слова песен, спектаклей, стихи, прозу – запоминаю, но только не автоматически и не на лету.

В детстве у меня было прекрасное качество – я не переживала из-за того, что мне было не дано или недоступно. Нет математических способностей, и не надо.

Точно также с музыкальными диктантами. Сольфеджио, т.е. пение нот с листа, отгадывание аккордов – это пожалуйста, а написать маленький отрывок песенки без инструмента, не могу. Почему-то учительница по теории музыки и сольфеджио, очень хорошо ко мне относилась, и ставила отметки снисходительно, подсказывала на экзаменах. Подружки со слухом, лучше моего, быстро справлялись со своим заданием и помогали мне.

В год окончания школы, я уже готовилась к вступительным экзаменам на фортепианное отделение училища искусств. Заранее начала учить обязательную программу, зубрила правила и упражнения, гаммы и, конечно, сольфеджио, которое подразумевало массу упражнений и написание музыкального диктанта.

Мои родители перевели меня в новую школу ближе к училищу, и я уже начала проходить консультации с преподавателями, помогающими ученикам готовиться к вступительным экзаменам. Конкурс предстоял сумасшедший!

В новой школе всё было привычно и обычно - в те годы во всех городах России работали по одной программе и методике. По специальности у меня появилась новая учительница, пухленькая бабуся, которая не очень-то меня пугала предстоящими экзаменами, была спокойна и уверена во мне. А вот по предмету сольфеджио, в новой школе, я встретилась с преподавателем, которую вспоминаю каждый божий день, и вы поймете позже почему.

Это была молодая, лет тридцати женщина, высокая - говорили, что она баскетболистка. Современный стиль одежды и поведения – никакой косметики и никакого цвета лица, спокойные зеленовато-серые глаза, небрежно уложенная стрижка, плащ, легкий шарф – это всё, что я помню. Никаких педагогических приемов, никаких рассказов и ни малейшего желания заинтересовать учеников. Поздоровается, отметит кто есть, а кого нет на занятии и начинает урок.

 Ту часть урока, которую занимали теоретические задания, я даже не помню, там всё было связано со зрительной памятью, поэтому было не сложно. Но вот наступало время диктанта, и я попадала в состояние невесомости…

Она быстро вычислила, что диктанты я не умею писать, и тут же каким-то мистическим образом подключила меня к себе.

Мне стыдно, но я не помню её имени - была уверена, что пройду этот последний год в школе и забуду её. Но я её не только не забыла, а каждый день говорю ей: "Спасибо!"

Общались мы без слов: "Даже если ты схватишь две или три ноты и запишешь их – это уже будет победа" – говорила она мне глазами. Ну две ноты, я конечно записала. "А теперь постарайся услышать четыре" – вдруг вслух произносила она. Голос в сочетании с пристальным её взглядом были точно гипнотическими.

За одно занятие мы писали по пять диктантов, а иногда и больше. Её величество Практика! Опять и опять, ещё и ещё. Она не уставала играть кусочек мелодии, которую надо было услышать и записать. Учительница не удивлялась, что я не слышу, не схватываю на лету, заставляла меня думать и работать тщательно, анализируя и проверяя каждый музыкальный интервал.

На этих уроках я даже не помню, кто ещё был в классе, кроме меня и этой учительницы. Мне казалось, что во всем мире есть только я и она.  Эта учительница не хвалила меня и не ругала, а просто учила писать диктанты.

Она не различала учеников ни по каким другим признакам (её не интересовали внешние данные ученика, его характер, национальность) – всех она делила только на две категории: умеешь писать музыкальный диктант или не умеешь писать музыкальный диктант?

Однажды она пригласила нас прийти на урок в воскресенье. Музыкальные школы очень активно работали по выходным дням в те годы: хор, оркестр, сводные репетиции – всё это возможно было в день, когда мы не учились в две смены, и нас можно было собрать вместе.

В то воскресенье мы писали диктанты несколько часов. Это был прорыв! Я запомнила этот день, и он яркой вспышкой остался у меня в памяти. "Я слышу!!!" – сказала я ей глазами. И она меня поняла. Ощущение такое, как будто я была слепая, ходила на ощупь, но вдруг мои глаза начали видеть мелодию так, что я смогла её записать.

Закончился этот год в музыкальной школе, я успешно сдала вступительные экзамены в училище по всем предметам, и музыкальный диктант мне показался легким.

Студенческие годы совпали с ещё очень многими событиями в моей личной жизни – замужество, рождение дочери. Когда начала работать в системе музыкального образования в одном из городов России, всё было не просто, серьёзно, но естественно – то, что учила в годы студенчества, начала применять уже в качестве педагога. Произведения в программе обучения были составлены по эпохам, композиторам, стилям, по уровням развития ученика. Думать не надо было – всё написано, кроме того, всегда есть у кого спросить. Мне везло очень – с молодости я работала в коллективах, о которых можно только мечтать. Опытные педагоги, мастера своего дела, передавали тайны педагогического мастерства, и этот период жизни я считаю самым счастливым.

Но всё оборвалось… В конце восьмидесятых уволилась с работы, закрылись двери дома, и самолет перенес нас не просто в другую страну, а в другой мир.

На работу меня приняли, и это не было проблемой. Но вместо специализированной музыкальной среды, я оказалась в классах общеобразовательной школы. Нет программы по моему предмету, нет произведений, которые я преподавала. В нашем городе нет нотного магазина и нотной библиотек тоже нет….

А что есть? Праздники.

Начинаем учебный год…. Через неделю - Новый год!

Ещё два дня учимся… День Кипура. А дальше Суккот, Ханука, Ту би Шват, День Иерусалима, День катастрофы, День Независимости, Пейсах, Шавуот и это только часть праздников. Но причем здесь я, учительница музыки, и праздники?

Как причем? Теперь в мои обязанности входит: написать сценарий к каждому празднику и выучить с детьми песни. Повторяю, нотного магазина нет. Библиотеки нет. А праздники есть!

Учителя школы, директор, уборщицы и охранник – все готовы мне помочь. Они поют знакомые им с детства песни и считают, что я, как гармонист в деревне, всё схвачу на слух и буду аккомпанировать.  Вот представьте: подошел к вам китаец, поёт хорошо ему самому знакомую песню, и он уверен, что вы её тоже сейчас схватите на слух и запоете или сыграете на музыкальном инструменте.

Короче, у меня началась депрессия. Я бы отступила, но отступать было некуда.

У людей, которые не учились профессионально музыке, существует такой понятие, что музыкант – это человек, который играет всё, причем легко и запросто. (Вспомнила фрагмент из гениальной интермедии Юрия Никулина, когда он с напарником таскает бревно по арене цирка).

И вот тут, в этой дикой ситуации, в которой я оказалась, вспомнила свою учительницу по сольфеджио. Я не просто вспомнила её, нашу "баскетболистку", а я в неё перевоплотилась.

Прихожу на работу в школу, отбираю ту учительницу, которая поет чисто, т.е. не фальшивит, закрываю ей на ключ в классе музыки и усаживаю рядом с собой. Терпеливо, по кусочкам, тщательнейшим образом, я стала записывать одну песню за другой, и все начали меня хвалить и радоваться, потому что новая учительница музыки оказалась не такая тупица, как выглядит.

Когда я получила первую зарплату, тут же начала покупать диски, кассеты, видеозаписи. Но это были не ноты!  Заканчивался в школе рабочий день, а потом дома начинался мой труд – записывать песни с голоса певцов.

Моя учительница по сольфеджио в детстве была для меня примером: нет другого выхода! Надо записывать ноты по слуху. Моя жизнь превратилась в сплошной музыкальный диктант…

Через год я уже имела весь репертуар израильских песен на праздники.

Осмелела, и стала записывать мелодии из кинофильмов. Титры начинаются, я слышу тему, включаю запись (или не включаю, потому что эта мелодия повторяется ещё пару раз в фильме) и пишу ноты, которые с удовольствием потом играют мои ученики. Пишу я ноты очень красиво, до сих пор каждому ученику составляю свой собственный сборник пьес и произведений.

Для чего я Вам это рассказываю? Конечно, мне хочется вспомнить эту учительницу по сольфеджио, которую мне подарила судьба, а тогда, в юности, я даже не могла предположить, как меня спасет в жизни то, чему она меня научила.

Но есть ещё что-то очень интересное, что я поняла и открыла для себя.

Если раньше я радовалась, что могу записать песню или тему из кинофильма, то сейчас я пишу любое произведение, в котором есть ясная мелодия.

На этой неделе мои ученики получили записанную мною в нотах Алеманду Жана Батиста Люлли.

А сегодня я закончила записывать фрагмент из фортепианного концерта Моцарта.

Знаю, что музыканты с абсолютным слухом, и профессионалы выше меня рангом, снисходительно усмехаются… им то всё это легко и просто. А я всё равно рада!

Когда в детстве мне родители купили пианино, я очень хотела подобрать песню из кинофильма "Путь к причалу" и удивилась, что у меня это не получилось.

Но я развила в себе способность писать ноты по слуху так, как будто я родилась с этими способностями. Мои ученики постоянно видят многочисленные черновики моих нотных записей, и понимают, что развитие музыкального слуха - это очень большая и серьёзная работа, которая длится всю жизнь.

Тина, ты теперь музыкант!

Я сразу поняла, что она не капризна. Взяла расписание в не очень-то удобное время для неё, потому что другой возможности у меня не было. То, что сейчас расскажу, началось три года назад.

Она зашла в мой класс и сказала, что хочет брать уроки игры на фортепиано. Я не удивилась, что женщина, которой за пятьдесят, хочет учиться музыке – это принято в нашей стране. Люди любого возраста ходят на уроки танцев и гимнастики, записываются на компьютерные курсы, учатся рукоделию и прикладным видам искусства.

Меня удивил её изможденный вид. Бледность с желтизной на худом лице говорили о болезни. Серьезные глаза выражали грусть. Она не снимала черное стеганное пальто, оно согревало её худенькую фигурку. Ни капли энтузиазма, но очень спокойный характер – поведение человека, который проходит тяжелые испытания.

По сравнению с ней, я выглядела цветным попугаем. Несмотря на то, что мне тоже хвалиться было нечем, но так получилось, что в тот день на мне была надета очень яркая курточка, которую я сама себе сшила из лоскуточков, и шарф по яркости напоминал одежду папуасов.  Бирюзовый цвет с красным, плюс духи не слабые, плюс пышная рыжая прическа… Но она не испугалась. Даже как-то успокоилась около меня.

Я подарила ей сумку для нот – всем своим ученикам я шью сумки и вышиваю на них орнамент. К её длинному черному пальто подошла эта синяя с вышивкой сумка. Она взяла в руки сборник нот, который я тоже приготовила для неё.

- Всё, Тина, ты теперь музыкант! – почему-то весело сказала я, хотя видела, что пришла она ко мне не веселиться.

Никогда не тороплюсь делать выводы о музыкальных данных ученика. Иногда требуются годы, чтобы природные способности "проснулись" и начали помогать в занятиях музыкой. Тина была заторможена, но не глупа. Ей всё равно было, как и что у неё получается, главное, что она сидит перед клавишами - похоже, что это было для неё главным.

 Буквально через два урока она позвонила и сказала, что у неё умерла мама. "Ну всё!  – подумала я – она не вернется. Такое горе! Она не найдет в себе силы…"

Но ровно через неделю Тина пришла на урок. Лицо было ещё бледнее, ещё более желтое, осунулась очень. Я узнала, что маме Тины было 96 лет, и она страдала от болезни Альцгеймера долгие годы.

Вот тут я всё поняла. Тина пришла учиться музыке, потому что испугалась – мозг надо развивать, или хотя бы не дать ему угаснуть.

                                        ****

Прошел год. Ни одного пропущенного урока. Тина купила себе пианино и старательно читала ноты с листа. Выучить на память даже три звука не получалось.

 Ей нравилась моя эмоциональность, и постепенно она привыкла к моим шуткам и прибауткам, ей было очень интересно, как я связываю обычные события нашей повседневности с музыкой: " Осенние краски", "Цветная птичка", "Зимняя сказка", "На берегу моря" – так назывались пьески, которые я ей сочиняла и записывала крупными нотными знаками в специальную тетрадочку. Мы подошли к популярным произведениям, о существовании которых она не знала и не слышала – мелодия Мишеля Леграна из кинофильма "Шербургские зонтики", "К Элизе" Бетховена, менуэт Баха.

Эта музыка ей ничего не говорила. Мне казалось, что моя ученица прожила жизнь на необитаемом острове. Израильские песни она узнавала, но этот репертуар не учебный и совсем не простой для начинающей ученицы.

Тина слушала мои рассказы о композиторах, погружалась в мир музыки, и мы забывали с ней сколько нам лет, что пришлось пройти и пережить.

Тина подняла четверых детей, у неё уже есть внуки. Муж несколько лет назад оставил её… Она никогда не работала – семья занимала всю её жизнь.

Картина становилась совсем ясной – смерть мамы, за которой Тина ухаживала годы, выросли дети, одиночество и прогноз врачей насчет наследственности Альцгеймера.

                                              ****

Прошел ещё год.

Без колец Тина уже не приходила на уроки музыки. Одежда приобрела краски и фасон. Как-то она увидела в моём кресле вязку, заинтересовалась, и мы окунулись ещё в одно увлечение, которое меня сопровождает с детства. Тина купила себе удивительной красоты пряжу, и уже через неделю принесла связанный ею большой кусок кофты, которую мы вместе продолжили – решили, что лучше сделать длинное модерновое пальто.

Вальс, этюды и сонатка терпеливо ждали нас, пока мы занимались вязкой, пили чай с блинчиками, без которых я не живу. Мы обсуждали проблемы наших отношений с детьми, со снохами и с затьями – смех, шутки, серьезные и нужные советы. Мы делились опытом садоводства, кулинарии, рекомендациями по здоровью.

Иногда заторможенность, при исполнении уже выученных произведений, возвращалась, но Тина чувствовала моё бережное к ней отношение, и в её памяти возникали нами придуманные ассоциации -  руки ученицы уверенно шли за моим голосом, мы радовались нашим успехам.

Я видела, что это уже другая Тина. Она начала путешествовать, вспомнила о своих подругах, сотовый телефон во время уроков приходилось отключать – с приходом в жизнь друзей и знакомых, всё изменилось.

Неделю назад я ей сказала:

- За много лет преподавания, у меня было много учеников намного способнее тебя, но добились они в игре на фортепиано несравнимо меньше, чем ты.

Она не поверила.

- А что ты удивляешься? Ты увидела в кресле мою вязку и связала себе такое шикарное пальто.

Может быть только я помню ту женщину, которая три года назад зашла в мой класс – желтое изможденное лицо, горе, печаль, обреченность. Страх не только сесть за руль, но и перейти через дорогу.

Сегодня я смотрела на Тину в окно, когда она приехала на урок. Эта удивительная женщина купила себе микроавтобус, который водит блестяще. Раз в неделю, даже зимой, она везет своих внуков к морю.