07.04.2011

В Ненависти утонуть можно
Не от большого, конечно, ума...
Не помогут награды, заслуги,
И мудрости в книжных томах.

В Ненависти пропадают многие-
Из трясины скулят голоса
Ворчливые, вечно злые,
Жизнь их  - мрачная полоса.

«Какие ещё там цветочки?
Кому это нужно всё?» -
Красоту называют глупостью,
И всё что она несёт.

Настроение, шутки и музыку
Ненавидят, из болота следят,
Теряют настрой свой струны,
Мелодии грустно молчат...

Кого-то, сердясь, обвиняют,
И слушать стихи не хотят-
В Ненависти утонули многие,
И топят нас, словно котят.

А я отшвырну их взглядом,
Отброшу штору в пыли!
Ненависти болото
Останется где-то вдали.

На самом краю горизонта
Увижу себя и друзей,
Подхватим любимую музыку,
Песню планеты всей!

Настроим свои гитары,
Рюкзаки и чай у костра...
А где-то в болоте Ненависть,
И боль от неё тупа.

На горизонте Зимнего океана,
Словно бусинки - корабли...
Это годы  непрожитой жизни
Проплывают давно и вдали.

В синей дымке корабли разрубают
Лёд реальности. Океан молчит.
Знаки-точки - азбука Морзе...
Кто-то тихо со мной говорит.

Из непрожитой мною жизни,
Я узнаю, кем ты там был,
С кем дружил, что читал, о чём думал,
И кого  когда-то любил.

Корабли - эти годы из прошлого,
Проплывут, и настанет рассвет...
Напишу в этих строчках: «Спасибо!»
Из далеких непрожитых лет.

03.04.2011

Ох, как здорово,  что я нигде –
Ещё не там и уже не здесь…
Где хочу, там могу гулять,
На скамейке могу присесть.

Ох, как здорово не должна ничего -
Это молодость в долгах, как в шелках.
А оркестры пусть замолчат,
Не нуждаюсь даже в друзьях.

А они стоят у двери,
Но открыть никому не могу –
Будто жизнь превратилась в страну,
В ней себе я сама помогу.

По лужайкам лесным пройду,
Дождь - награда, аромат листвы.
Отдохну от мирской суеты,
От людской искаженной молвы.

30.10.10

01.04.2011

Тупость

Она сидела за письменным столом, в очень тесной квартире. Вокруг было много ненужного, а на книжных полках стояли стройными рядами книги, написанные руководителями государств и партий.
Я чувствовала себя не в своей тарелке, и яркий мой шарф хрипло прошептал :
- Пошли домой. Тут безнадёга….
Тупость не замечала нас, и мой яркий шарф, вдруг, поблек, а я почувствовала свинцовую усталость.
- Привет! – фальшиво взвизгнула я, как можно непринужденнее.
Тупо уставившись на меня, она не произносила ни слова.
- Ты, как будто не помнишь меня…? – спросила я уже своим голосом.
- Чего тебе надо? – она стала ещё отёчнее, чем была раньше.
- Ты по-прежнему зла на меня? – я уже пожалела, что пришла к ней.
- Не задавай глупых вопросов! – отрезала она
А я так люблю задавать вопросы!  Мне везёт, очень часто мои вопросы слышат добрые и умные люди. А потом сами что – то спрашивают, не потому что глупы, а просто хотят узнать моё мнение.
Мой шарф обиделся, надулся и стал меня душить. Я спрятала его в сумку, но он дерзко выглядывал, и я боялась, что её величество Тупость ещё больше рассердится.
- Как ты решилась придти ко мне? – свирепый взгляд обдал меня могильным холодом
- Обычно меня не спрашивают, зачем я пришла. Просто, поболтать…  поговорить - пролепетала я.
- О чём с тобой говорить? Ты невежественна!
Я вытащила из сумки свой шарф и демонстративно одела его на шею – к нему вернулась его смелость красок.
- Ты читаешь не те книги! Болтаешь всё, что тебе придёт в голову! - Тупость принялась за своё.
- А ты читаешь те книги, которые нужно читать, говоришь всё обдуманно, а всё равно остаёшься Тупостью – я ей это уже говорила.

- Зачем ты пришла? – заорала она
- Узнать, как это ты не умнеешь с годами. Когда ты была молодой, я надеялась, что тупость твоя пройдёт. Но ты по-прежнему тупа, как пробка.
Мой шарф прыгнул через моё плечо и ласково погладил меня по щеке. Он был моей единственной поддержкой в этой душной комнате, где жила Тупость.
Мы смотрели друг на друга, и она даже не понимала, что  нужно предложить гостье стул.
- Что ты пишешь? – спросила я.
- Конспектирую – голос её помягчел, но я знала, что временно.
- Политикой ты, конечно, не интересуешься? – спросила она так грубо, что мой шарф опять почувствовал себя лишним.
- Ты не думаешь об истории человечества! – продолжала греметь своим голосом Тупость
- Я живу в истории искусств – это тоже история человечества.
- История человечества – это политика!
- Ты не обижайся – сказала я Тупости – но, если женщина начинает интересоваться политикой,  то она теряет свои самые прелестные качества.
Тупость с презрением посмотрела на мой яркий шарф, и спросила:
- Что ты хочешь от меня?
- Я хочу пригласить тебя в гости. Закрой свои «умные»  книги, и я покажу тебе другой мир.
- Какой ещё мир?
- Мир цветов.
- Ради цветов ты меня хочешь оторвать от важной работы? – лицо её исказилось.
- Ради весны! Одевайся и выходи вместе со мной! – Смело сказала ей я - И открой окна – здесь же нечем дышать! – я видела, что она устала от одиночества, и совсем не против, чтобы я взяла её из этого могильного холода, в который она себя погрузила.
- В мире творятся страшные вещи, а ты даже не знаешь имён правителей! – сказала она мне в машине, застёгивая плащ болотного цвета.
- А зачем мне знать имена правителей, которые творят страшные вещи в мире? Я знаю имена мудрецов - тех, кто оставил нам сокровища, согревающие сердце и душу – мой цветной шарф беспечно развевался от ветра из окна.
- Зачем я только согласилась поехать с тобой?
- Ты не пожалеешь! -  сказала я Тупости, но не была уверена в своих словах.
Весна около моего дома привела её в замешательство. Она смотрела на цветущие деревья и на красочность сада с нескрываемой досадой:
- У меня аллергия на цветы! – соврала она. И это  уже был прогресс – когда - то она лгала, что видела цветы получше, и мои цветы всегда обижаются на тупые слова. 
- Я не задержу тебя – сказала я,  и пригласила её в маленькую комнату, где кроме моего пианино был ещё старый,  но вполне приличный диван.

Мой яркий шарф остался на стуле в саду, он любил там подремать.
Тупость села на мой старый диван и он недовольно заскрипел:
- Ты будешь мне играть какую – то романтическую дребедень?
Весь ужас заключался в том, что она получила образование и знала всё на свете. Причём знала точно. Но знать всё точно – это ещё не значит понимать….
Сарабанда Корелли зазвучала из-под моих пальцев. Она, эта музыка была настолько прекрасна,  что тот, кто её хотя бы раз в жизни услышал, превращался в вечно  счастливого человека.
- Не то ты играешь! – сказала Тупость.  И не было мне понятно, она говорит правду или нет. Вполне возможно, что музыка ей понравилась, но её тупой характер никогда не позволял ей согреть кого – то добрым словом.
Сарабанда раскланялась и ушла....
- Когда – то давно у меня был друг – начала я свой рассказ. – И он шёл своей дорогой в жизни, изучая всё, что требовала его карьера. Иногда он писал письма, в которые вкладывал высокомерные слова, и я отвечала, стараясь напомнить ему, что мы - друзья.
Но высокомерные слова всё больше и больше загружали его жизнь. А потом,  эти высокомерные слова превратились в камни засыпали наши отношения.

- А какие слова ты считаешь не высокомерными? – вдруг спросила Тупость
- Слова из сердца – ответила я ей.
- А если сердце молчит? – Тупость была искренней
- Тогда надо слушать Сарабанду Корелли. Она будит бездушных....  Смотреть на цветы, выращивать их.
Тупость сняла свой болотный плащ, и вышла в сад. После холодных дождей ей хотелось погреться на солнышке.
- Я всегда хотела других учить жить – сказала она без гордости.
Она учила людей, унижая их, оскорбляя и уничтожая. Своими тупыми методами она погубила очень многих.
- А ты не заметила, что без  тупых советов люди живут, рожают детей.
- Но они не умеют их воспитывать! – завопила она, и я поняла, что наступила на болевую точку Тупости. – Я их учу, учу, а толку никакого!!!
- Дети иногда не поддаются воспитанию…. Или не нуждаются в воспитании. Я вообще считаю, что дети развиваются в соответствии со своей природой. – Попыталась я сказать ей своё мнение.
- Вот! Я же знала, что ты останешься невежественной навсегда. Почему ты не читаешь книг по педагогике? – завопила Тупость

- Книги по педагогике устаревают в тот момент, когда их начинают писать. Нет законов, правил, методов, по которым можно советовать воспитывать детей.
- Я воспитала своих детей хорошо!!! –  Тупость всегда хвалится.
 - Это парадокс, но совсем нередко у тупых родителей вырастают изумительные дети – симпатичные, тонкие, умные люди. Как у пьяниц родителей, очень часто дети не берут рюмку в руки.  
- А ты воспитала своих детей хорошо? – Тупость никогда не сдаётся. Она всегда сапогом лезет в душу.
- Мои дети не нуждаются в моём воспитании…. Жизнь их учит лучше меня.
- Потому что ты не авторитет для своих детей! – она была довольна,  мне нечего ей было сказать.  Мои дети и внуки действительно самостоятельные люди….
- Что – то мне не нравится в твоём доме? – она огляделась вокруг.
Я знала, что она ищет: книги, написанные политиками. Эти книги она обожала! Там было много тупости, которой она питалась. Её не смущало, что политики исчезали, пропадали в дебрях времени.... Она  обожала политику, и даже музыкантов и художников разделяла по принадлежности к тому или иному политическому строю.
Она ненавидела Искренность и Непосредственность, не верила в них.
- Странно, что мы обе женского рода, а так не понимаем друг друга! – сказала я ей на прощанье.
Она рассказала об успехах своей дочери. Её дочь звали Пакостью.
Мама Тупость вдохновляла дочь Пакость на самые разные поступки.
Я отвезла её домой. Мой яркий шарф меня не понял:
- Зачем тебе эта Тупость? – спросил он меня на обратном пути.
И я удивилась его способности влиять на моё серое настроение.
- Она неисправима…. – грустно сказала я.

Весна была занята своими делами, когда мы вернулись домой. Цветы хохотали вместе с бабочками.
- Мы что не будем шить летний костюм мне в тон? –  спросил мой яркий шарф. Он был прав. Уже давно я собиралась сшить что – то к лету.
Как своё поражение, я вспоминала встречу с Тупостью, и не могла любоваться  жизнью так, как это делали цветы в моём саду.
- Пойдём к старому Пруду -  сказал мой яркий шарф, и прижался к моей шее.
Мы спускались по деревянной лестнице без перил к старому Пруду. Он был  занят - принимал падающую Изумрудную Воду с водопада.
- Привет! – закричал нам Старый Пруд, сквозь шум Изумрудной Воды – Рад вас видеть!
Я хотела спросить у него, почему у меня не сложились отношения с Тупостью, но шум Изумрудной Воды не прекращался, и я просто любовалась их отношениями.
Когда – то старый Пруд обмельчал. Кто – то наверху, перекрыл горную речку, и Изумрудная Вода перестала поступать в старый Пруд. Уж он-то знал хорошо, что такое Тупость! Чуть не погиб от вмешательства Тупости в явления природы.
И вдруг я поняла! Тупость меня пугает тем, что я часть природы. Она учит законы людей, и хочет посадить всех по клеткам. А в природе нет клеток, но есть женщины и мужчины, дети и старики, птицы и животные. В природе есть краски сезона и музыка жизни.
Старый Пруд приготовил для меня траву, чтобы я отдохнула и забыла этот визит к Тупости.
Шумная Изумрудная Вода плюхалась в старый Пруд, а он в восторге ловил её. Они были счастливы!
- Пусть любовь их будет вечной! – подумала я.
Мой яркий шарф валялся рядом со мной на траве, и мы задремали….


Последний диалог с Современной Литературой

- И это всё? – спросила она. – А где же заключительный аккорд? Его нет!
- Его нет… - согласилась я.
- Но как же? Твой отец такой герой! Эта повесть имеет право на заключительный аккорд!
- Нет  аккорда! Пойми, война закончилась для моего отца без заключительного аккорда. Он не сразу и не быстро освоился в жизни, после демобилизации. Пытался остаться в медицине – пытался продолжать учебу, но не смог… Мама, которую он встретил после войны, нуждалась в его поддержке. Он стал опорой тем, кто осиротел во время войны.
- Он всю жизнь жалел, что оставил медицину?
- На словах, да, жалел. Но в жизни мой отец был большим оптимистом, и мы помним его как человека, который самостоятельно построил свою карьеру – от экономиста до управляющего большого строительного треста.
- У него было много друзей после войны?
- У него не было врагов!
- Так не бывает! – возразила мне Современная Литература.
- В глазах его я часто видела боль. Он знал жизнь не по книжкам, и знал, что нам будет не просто.
- Но вы справились!
- Мы всегда знали и ценили то, что для нас сделало поколение моего отца – сказала я.
- Ты пытаешься построить заключительный аккорд.
- Аккорд? Ты знаешь – обратилась я к Современной Литературе. – Ни в одной войне нет заключительного аккорда.... Тогда в 1946 году на перроне вокзала встретились мои родители – два несчастных человека, которые решились создать семью и дали жизнь своим детям. Мы, их дети, несмотря на постоянную угрозу войны, и мир, который не обещает нам ничего хорошего, верили в любовь и появились наши дети.
- И внуки твои путь живут без заключительного аккорда?
- Путь все люди на нашей планете дадут возможность своим детям и внукам найти заключительный аккорд в музыке, но не в жизни!
- А что тебе дали военные воспоминания твоего отца?
- Мужество. Как бы не было нам тяжело в сегодняшние дни, я уверена, что прочитав воспоминания моего отца, каждый почувствует счастье в обыденных вещах нашей жизни. Поколение, которое прошло то, что описывает мой отец, дало нам право быть счастливыми.

Каждый год в День Победы я поздравляла своего отца, и дом наш был полон его друзей фронтовиков.

- Ты посвятила ему стихи, я знаю… - мы подружились с Современной Литературой.

- Да. И этими стихами я завершаю то, что обещала своему отцу выполнить – опубликовать его историю, рассказать всем о том, что ему пришлось пройти и пережить.

            ****
Дорогой мой, любимый, единственный-
Это я отцу стихи пишу.
Победил ты массу диких трудностей,
И о них сейчас я расскажу.

Дорогой мой, любимый, единственный,
Знаю, сколько тебе пришлось
Побродить по дорогам жизненным,
Сколько бед расплести довелось.

Я могу рассказать о юности
И о детстве сложном твоем,
Но сейчас не хочу об этом,
Я об этом скажу потом.

Мы читаем книги научные,
Там о личности все говорят,
Но не верит никто этим мудростям,
А я верю – это всё от тебя.

Знаю: можно стать сильным, талантливым,
С энергичным и чистым умом,
Мне не верит никто, что можно,
Ну, а мы с тобой верим вдвоём.

Знаю точно, что воля, характер-
Это дело, не груда слов.
Ты всегда помогал людям делом.
И сейчас ты помочь готов.

Ты готов отдать свою душу,
Только б сильною я была,
Ты готов отдать свои мысли.
Только б я их  с собой взяла.

Трудно мне со своими котятами-
Заблудились мы в этом лесу…
Но я знаю тебя, мой любимый,
Стойко ношу свою несу.

Невозможно по глупым законам,
Мне навязанным, не знаю кем,
Не погибнуть в морщинах спора,
Не пропасть в суете совсем.

Да, сегодня денек прекрасный,
Хоть и страшный сегодня день,
Этой дикой войны  ужасной,
До сих пор мы боимся тень.

Но раз ты победил это чудище,
Эту массу из черноты,
Значит мы, твои дети и внуки
Будем счастливы – знай это ты.





Воспоминания моего отца (Глава - 41)

Мне  было известно, что мои мама и сестренка получили похоронные извещения: на брата и на меня.

Я продолжал писать им письма в Уфу, и они не понимали что происходит. Им казалось, что я написал писем намного раньше, чем они приходили.

Зима 1944 -1945 года была тяжелая. Наш полк перебрасывали с одного участка на другой. Мы были мобильны. Бывало так: утром воюем в Венгрии, а вечером в Словаки, а на завтра снова в Венгрии. Зима была вроде бы не очень морозная, но сырость вызывала угрозу обморожений.

Были короткие остановки в хуторах. Майору Дьяченко – начальнику штаба полка, дверкой автомата сломало руку – рядом разорвалась бомба, и взрывной волной, захлопнуло дверку. Его сменил капитан Бадьин – Герой Советского союза, красивый мужчина и человек замечательный.
 Весной 1945 года Бадьин заболел. Я его внимательно осмотрел, установил пневмонию, начал давать сульфидин и повёз на консультацию в Чешске –Будиевице.
Здесь моему больному сделали анализы, снимок лёгких, утром его осмотрел профессор в регент кабинете. Чувствую мне  кто – то жмёт руку. Это профессор поздравляет меня с установлением правильного диагноза – без анализов и рентгена, своевременно определил начало болезни и принял нужные меры. Я несколько раз навестил Бадьина, чехи хорошо его лечили, и создали прекрасные условия. Весь городок знал, что в госпитале лечится Герой Советского Союза.

В полк пришла весна. Сергею Понаморёву присвоили звание Героя. После этого события, Сергею стало не до войны – его вместе с другими пригласил к себе командующий второго украинского фронта Малиновский. Когда через несколько дней Серёжа вернулся, его трудно было узнать – одет, обут во всё новое, торжественно праздничный. Мы устроили ему тёплую встречу.
Великая Отечественная война подходила к своему логическому концу – к великой Победе!
В первый день войны лозунг: «Враг будет разбит – Победа будет за нами!» был нами воспринят, как реальная возможность расправиться с немцами за пару недель….

Но, может быть, и были те, кто предвидели ту Катастрофу, в которую погрузились миллионы людей и выжили в этом ужасе немногие.
Войну я закончил в Чехословакии, прошёл Румынию, Венгрию, Австрию.

Все годы войны я помнил свою девушку, с которой разлучила нас война.

 Её судьба бросала с пединститутом, в котором она училась то в Бирск, то в Елец, то в Орёл. Потом она уехала учительствовать на Кубань. Мы почти всю войну переписывались, порой теряя веру в то, что встретимся.
И вот к августу 1946 года мы условились встретиться в Днепропетровске.
После тех ужасов, которые мы пережили, после всех потерь, нужно было найти силы для продолжения жизни.
Когда я увидел Соню, смысл жизни начинал возвращаться ко мне.





Воспоминания моего отца (Глава -40)

Утром из тылов дивизии пришла почта. Я получил сообщение о гибели брата Дуси.

Не мог прийти в себя. Володя Маркович дал мне выпить кружку цуйки, в ней грамм  восемьсот. Самогон меня не брал, я рвался на батарею….

Дело в том, что разгромлен был первый дивизион, а второй – сохранил свои позиции. Накопилось много раненых.  Я реквизировал у местных жителей подводы, и вместе со Стефаном Ефимовичем Майстренко, моим помощником, приблизился к Тисе.
А там огромные скопления наших войск. Дождь перестал, вышло из облаков солнце. Противник вот – вот пришлёт свои самолёты, наступит страшное время.

Я разыскиваю старшего из понтонёров, им оказался капитан Переплётчиков.
Выяснилось, что он с моим братом служил в одном батальоне  в Бессарабии. Мне выделяют для раненых отдельный катер. К ночи, когда я справился с переправкой раненых в медсанчасть, капитан забрал меня к себе, и мы на берегу поминали моего брата так, что я потерял сознание….

Очнулся вечером, возле меня Майстренко. Нашему полку, его остаткам, приказано переправиться через Тису, и  пешим ходом следовать в Надлак – венгерский городок. Нас там встретили без аплодисментов – мы уже числились в погибших, и «похоронки» успели отправить нашим родным.

Тогда Володя Маркович говорит:
 - Надо кому – то набить морду, но я ещё не знаю кому.

Я знал, капитана, который объявил нас дезертирами. Но бить морду ему не пришлось. Он сам пришёл ко мне с венерическим заболеванием.

Нас поместили в Колонии Мика – небольшая деревенька, расположенная в самом центре провинции Банат, населенной, как и все пункты Баната, немцами.

Я в те времена не разбирался в финансовых делах, но ходили разговоры о том, что немцы провинции Банат получали от фашистской Германии дотации.

После извещения о смерти брата, я никак не мог прийти в себя.

Поселился я с лейтенантом Куцеконем в небольшом домике, и ни с кем не общался. В Сан – Николау – Марэ наших погибло 65 человек….

Начхима Васю Давыдова повесили на столбе в центре города, врача Гуревича – расстреляли, санинструктора Тося Гурова была взята в плен, но осталась жива. Я её случайно встретил в Москве в 1948 году.
Комиссия, с участием компетентных представителей, подробно разбирала причины разгрома нашего полка.  Всё оказалось правильно. Многих представили к награде. Но и на этот раз майор, который разрубил пианино нашего полкового врача Жоры Цедилина, зачеркнул мой наградной лист – ненависть его не ослабевала.

А мне было наплевать: погиб мой брат, какая награда могла восполнить эту потерю?

Время шло. Полк собирал оставленные по Сан –Николау – Марэ пушки, получал новые, прибыло пополнение, техника, автомобили.

Нас готовили на прорыв немецких танков в район Мезетур – Туркеве. Мы стали на прямую наводку и вели очень тяжелый бой. Говорили, что это была та же фашистская танковая группировка, что и полтора месяца назад.
Спасла нас шестая танковая армия.
Нас отвели в город Кирзач, на приведение себя в порядок.


Шла середина ноября 1944 года. Здесь мы впервые отмечали день артиллерии  - 19 ноября.  Командир полка Евгений Иванович Прояев и его супруга Александра Григорьевна давали ужин для офицеров. Угощали пельменями с уксусом. Такого огромного количества пельменей я не видел. Среди людей мне становилось легче…

Но расслабляться было рано, война шла в своём разгаре.
Дороги развезло, передвигаться невозможно, автомобилей не хватало, орудия перевозили с позиции на позицию в два приёма.
Под Мезентуром был убит Жора Цедилин, с пистолетом в руках он пошёл на « Тигра», был расстрелян и раздавлен гусеницей танка…
 Александру Григорьевну Прояеву, перевели в дивизию, назначили заведующей профилакторием. Прояев, по согласованию с дивизией, утвердил меня старшим врачом полка.
Жора Цедилин – выпускник горьковского мединститута, кавалер ордена Боевого Красного Знамени. Смелый и умный человек, толковый организатор. Татьяна Владимировна Калинина, главный хирург нашей медсанроты, никогда не забывала этого человека, и её можно понять. Она всю жизнь вспоминала о нём с гордостью, так и оставшись одна.

Начались бои в районе Будапешта. Вблизи столицы Венгрии расположилась наша рота и профилакторий Прояевой. Я иногда возил туда раненых, получал медикаменты.
Прояева встречала меня очень тепло Хлебосольная и гостеприимная, Александра Григорьевна, и в страшные дни войны следила, чтобы я сытно поел, искупался, одел всё чистое.
После войны мы с Прояевыми, он закончит войну генералом, а Александра Григорьевна станет генеральшей, не раз встретимся в День Победы. Мы будем приезжать к ним в Реутово под Москвой, будем встречаться, как самые близкие и родные люди.
А пока шла война….