Давно для себя решила, что настоящая женщина интересна своей беспечностью. Она не знает сколько стоит ужин в ресторане, она не экономит деньги, чтобы купить что-то полезное в семью, она не штопает и не латает, она никого не мирит, но и не ссорит.

В пять или в шесть лет, не помню точно, но я видела, как подружка ест печенье на улице и представила: у неё, наверное, дома был обед, а потом на закуску она взяла из вазочки печенье… Вот здорово!

Недавно поделилась со старшим братом воспоминаниями о детстве, а он сказал, что другие люди жили ещё хуже. Вполне возможно, что он прав. Только хуже уже было некуда…

Обязанности по дому не давали расслабиться. Но если сегодня обязанности ребенка – это собрать игрушки, не разбрасывать одежду, помочь маме убрать со стола, то в моё время игрушки не собирали, потому что их не было. Одежду тоже не разбрасывали по той же причине.

Были поручения другого рода: купи хлеба, не забудь закрыть дверь, не потеряй ключ, подмети, веди себя хорошо.

Чтобы вести себя хорошо, нужно было как можно раньше стать взрослой. Мне не нравилось быть взрослой, послушной и хорошей девочкой.

В младших классах не помню беспечных детей. Помню отличников, помню себя далеко не отличницу и помню двоечников. Может быть двоечники были беспечными? Но я хотела не такой беспечности, а какой – то другой, загадочной….

Жизнь по свистку или по звонку. Перемена – выбежали все ватагой во двор. Звонок – в класс. И так годы. Дрессировка. Линейка в актовом зале, равнение направо (или налево – не помню), носки обуви тоже выровнять и стоять не сутулясь, не двигаясь, молча. Не перебивать взрослых.

Сидеть за партой прямо, руки сложить. Хочешь ответить? Подними одну руку, но не отрывай её от парты.

А я хотела быть беспечной….  Папа брал меня на прогулки. С мамой я не гуляла никогда в жизни, она была занята делами поважнее.  А с папой мы один раз гуляли в парке. Это был реденький молоденький парк, недалеко от дома, и мы прошли круг, беседуя на очень серьёзные темы. Мне было десять лет. Он рассказывал о своем отце, о брате. Они погибли на войне. И папа мне о них рассказывал, когда мне было десять лет. Я возвратилась домой с прогулки по парку ещё серьезнее, чем вышла из дома.

А мне хотелось быть беспечной. Я не знала, что такое беспечность, но приглядывалась вокруг, чтобы не пропустить её.

Годы в школе – это сплошной знак вопроса. С кем дружить? С кем не дружить?

Кто я? Почему я учусь не на полную катушку? Почему – то всегда считала, что я плохо учусь…. Странно. А училась я очень даже хорошо. Но уроки и задания – это сплошная серьёзность. Чистописание…. Хорошо, что я относилась к нему, как к рисованию, а то бы сошла с ума! Ровненько, нажим и волосяная. Удивляетесь? А так писали ручкой: заглавные буквы, маленькие буквы.

Почерк. У меня не было своего почерка. Это позже я узнала, что у всех людей разный почерк. И характер у всех людей разный. А когда было чистописание, о почерке и о характере разговора не было.

Палочки, элементы букв, специально разлинованная тетрадка…. А я хотела быть беспечной.

Это был уже пятый класс. Преподавательница истории, симпатичная женщина небольшого роста, с пышной прической, которую она держала в рамках аккуратной стрижки. У неё был бюст, обтянутый полосатым свитерком в песочный тонах. Она рассказывала о древнем Египте, и этот свитерок, обтягивающий бюст учительницы, напоминал пески и формы пирамиды древнего Египта. Помада на губах, манеры и голос мягкие и холеные, как она вся сама. В подсознании отпечатался облик женственности. Дома я должна была выполнить какое – то задание по контурным картам, но меня тошнило от этих сине – бледных линий, ничего мне не говорящих. Я сидела напротив контурных карт и мечтала о беспечности. И чтобы у меня был бюст и помада на губах ….

Беспечность уже накапливалась. У слова "накапливалась" корень капля - именно по каплям накапливалась беспечность, которую надо было не потерять, как всякое ощущение счастья. Пломбир в вафельном стаканчике. Мне давали деньги (обычно без сдачи), нужно было не потерять, дорогой молиться, чтобы ларек был открыт, а потом купить и нести домой. Мороженное только себе никогда не покупала. Всем! Если было мороженное на палочке, упакованное в бумагу, то мама спрашивала: "А что, в стаканчиках не было?" – мама умела быть беспечной на фоне любых проблем и лишений.

Мама была экстравагантной женщиной – она могла плакать и тут же смеяться, обижаться и не разговаривать (не объясняя причины), шутить, язвить, любить и ненавидеть…. И при этом быть беспечной. Но мамина беспечность мне не нравилась.

Я вообще не любила беспечность, которая унижает других людей. Мне хотелось наоборот! Быть беспечной, чтобы всем было около меня весело.

Но как только я становилась беспечной и веселой, сразу находился кто-то, кому было кисло от моей беспечности. А когда рядом со мной кому – то кисло, я не могу быть беспечной.

Мне было одиннадцать лет, и мой первый учитель музыки относился ко мне, как ко взрослой девушке. Но какая может быть беспечность на уроке музыки? Бемоли и диезы, скрипичный ключ и басовый окружили меня со всех сторон так, что я и думать уже ни о чем не могла. Беспечность на долгие годы отдалилась от меня и даже потерялась из виду.

С детства я пела в хоре. Детского хора не было, поэтому я пела в почти профессиональном хоре, который гастролировал по республике в специальном автобусе. Мне, как и всем участникам, сшили длинное платье, для сцены.

Девочка – школьница поёт во взрослом хоре. Можно ли было себе позволить беспечность, игривость, кокетство? Хор пел чуть ли не на восемь голосов – полифонию, народные песни, классические произведения.

Счастье, гордость и ответственность. Беспечности там не было и быть не могло.

Даже не пробовала вести себя, как подружки из зажиточных семей. Я хотела бы вести себя так, как они, но не могла. Вернее, не умела. Слушала и поддерживала компанию, но в этот период мои родители, как с цепи сорвались: "Куда пошла? С кем пошла? Где была?" Так наступила юность.

Однажды я себя увидела в маленькое зеркальце. Это было не квадратное крошечное зеркало, а величиной с блюдце и на ручке. Я собиралась в школу, во вторую смену (с двух часов), долго заплетала косу, которую подняла на затылке и хотела в зеркальце на ручке посмотреть "вид сзади". Но пока искала нужный ракурс, встретилась со своими глазами в маленьком зеркале.

Какой-то свет от окна был особенный. Он скрыл и затушевал все веснушки на носу, и я просто обалдела и растерялась…

Не могла оторвать глаз от этого отражения. Я была копией артистки из индийских фильмов. У меня даже родинка была на лбу между глаз.

Вот так встреча! Это было первое знакомство с собой.

Никакие насмешки брата, никакая строгость отца, никакая ревность подружек, не могли остановить этот процесс счастья. По- прежнему школьница, обыкновенная девочка, но уже с ощущением женственности, которое досталось мне по наследству от каких –то заморских красавиц.

Начался короткий, но очень яркий период моей беспечности.

Это были 60 –е годы.

Во дворах играли на гитаре и пели почти до утра. Я переписывала в тетрадь стихи поэтов того времени, пела песни под свой аккомпанемент, откуда-то появилась синяя плиссированная юбка и бархатный джемпер.

Телевизор?  Не помню. Был тогда телевизор? Только по вечерам и то не каждый день. "Кинопанорама" привела Феллини и Джульетту Мазину, Анни Жерардо и Лукино Висконти. Алексей Каплер – интеллектуальное обаяние!

 На этом фоне не только я, но и многие почувствовали эту сказочную беспечность.

Но это была всего лишь "Оттепель".

Точно помню эти годы. Я их и сейчас вспоминаю.

Но счастье это закончилось, причем внезапно.

Утром я вышла замуж. И беспечность моя испарилась. Собирала я её собирала по каплям, а она испарилась.

Потом были моменты и даже фрагменты, когда мне было позволено шутить, веселиться, но я знала – это всего лишь момент или фрагмент: у него есть начало и обязательно конец.

В мечте и в поисках этой беспечности я почти сошла с ума. Выручило творчество, за которое ещё и деньги стали платить. Родились дети – а это радость даже для самых угрюмых. Мы не были угрюмыми. Мы были серьёзными.

Всегда себя спрашивали: ну что мы такие серьёзные?

А оказалось, что были причины.

За нашей спиной готовились войны. Мы были заняты работой, учебой, воспитанием детей, а когда подняли голову, увидели, что надо принимать решение. О беспечности уже никто не мечтал – спасали детей.

Кто-то где-то решил, что республики – это уже не Россия, и мы оказались в толпе русскоязычного населения. Беженцы. Закрыли двери своих домов и оставили улицу, где нас помнили беспечными.

Политика вытеснила всё. Галантность, элегантность, остроумие, обворожительность, очаровательная беспечность…. Где это всё?

Иногда вижу красивых цветных птиц и завидую им: "Наверное, они чувствуют себя беспечными…" А может быть и нет.