20.03.2011

Воспоминания моего отца (Глава -19)

Очень долго не было писем от брата. Последнее сообщение он отправил из Польши. Писал бодро: рассказывал, что строит мост, находится на квартире у доброй хозяйки, полюбил хозяйскую дочь, она носит ему на работу обеды… Короче, дело идёт к женитьбе. Папа ответил доброжелательно: «Не торопись, сынок… »

И вот теперь мы все беспокоились из – за длительного Дусиного молчания.

Мой отец поехал в командировку во Львов и Луцк, там простудился и заболел пневмонией. Врачи вызвали телеграммой маму.  Она два месяца выхаживала его, прежде, чем привезла домой. Но болезнь не оставила его,  он так и не восстановил своё здоровье.

И наконец, долгожданная телеграмма от брата: он в Бесарабии, в городе Хотине, и приглашает родителей приехать к нему. Оказывается, как мы потом узнали, он был в Финляндии – в течение шестидесяти пяти дней находился в окружении.

Несмотря на болезненное состояние, отец решил поехать с мамой к своему старшему сыну. Пришёл вызов и я приступил к оформлению пропусков.

Ходил в управление НКВД, к военному коменданту, купил билеты, и наконец, киевским поездом отправил родителей.

Новый 1941 год родители встречали с моим старшим братом и его женой Розой. С ней они встречались впервые. А мы с бабушкой и сестрой Женей остались дома.

Мои друзья однокурсники решили встречать Новый год во дворце металлургов. Один из наших ребят – Стасик Разумовский, играл на скрипке во дворцовом оркестре, он и достал нам рублевые входные билеты, забронировал столики в ресторане. Судьбе было угодно последний предвоенный год устроить нам по - царски.

Ни до, ни после этого, подобной встречи Нового года у нас  Соней не было.
Огромный дворец, семь залов, в каждом своя программа.

 В одном зале – непрерывный концерт, в другом - демонстрация кинофильмов один за другим, в третьем – зверинец с белыми медведями, в четвертом – цирк, в пятом зале танцы в полумраке, с вертящимися шарами из осколков зеркальных стёкол, с отражением тысяч зайчиков, от направленных на эти зеркальные шары цветных прожекторов, в шестом зале аттракционы и в седьмом – ресторан.

На каждом этаже в широких коридорах оркестры, буфеты, а все комнаты дворца превратились в холлы…. Очень много народа, но никакой суеты, всё рационально организовано. Обилие закусок, шампанского – всё доступно, без столпотворений.

Истинное подтверждение тому, что «жить стало лучше – жить стало веселее!»
Теперь я понимаю, почему вся страна так весело и щедро встречала Новый 1941 год.

Воспоминания моего отца (Глава -18)

Всегда, в любом жизненном пути, я считал, что должна быть цель. Поэтому всё, что я намечал уже в студенческом возрасте, было осмысленно, продумано и спланировано.

Только насчёт любви у меня не было уверенности в своём счастливом будущем…. Для себя я уже решил, что самое главное в любви – это доверие, колоссальное и безграничное, на вечные времена. Если нет доверия, значит, есть двойная жизнь. Одна в себе, другая – для того, которого ты, якобы, любишь.

Такие мысли были у меня в то время, когда я был студентом. Часто думал о том, что на земле уже живет тот человек, который может быть меня полюбит. Я очень хотел увидеть этого человека.
И вскоре это произошло…

Это была девушка из нашего медицинского института – Соня Димант. Она была смелее меня, и более светская, чем я. Соня пригласила меня в кино, на концерт, к себе домой. Мне было приятно общаться с родителями Сони, мы много беседовали с её мамой.

С самого начало, было ясно, что мы с Соней разные по характеру и по манерам, но у нас было и много общего: институт, кино, театр, друзья. И вырисовывалась общая цель – быть врачами. Нам было не так уж плохо вдвоём. Часами мы просиживали в парке на скамейке. Я был счастлив, я любил!
Любовь эта осталась у меня навсегда, единственная и на всю жизнь.

Не уверен, что любовь и счастье были взаимными…. Здесь мои предположения весьма скромны. Я никогда не переоценивал свои шансы. Свою любовь я выстрадал, она прошла великие испытания на прочность и, мне кажется, выдержала их.

После первого курса, я каким – то образом попал в дом отдыха работников искусств на Черниговщине. Впервые я самостоятельно уехал из дома. Поезд шёл, чуть ли не по узкоколейке. В глубине гремучего леса стоял дворец, ранее принадлежащий какому – то пану. Подобные строения я видел в кино или на картинках.

Внутри сохранилась роскошь от бывших хозяев. В столовой, где в былые времена давали балы и принимали гостей, теперь питались отдыхающие.
Публика в доме отдыха была высококультурная, старички преклонного возраста – актёры, музыканты, или родители заслуженных работников искусств.

 Я подружился с отцом дирижёра Ройтмана, меня всегда привлекала возможность посидеть с пожилым человеком, послушать его рассказ.
С тыльной стороны здания находился большой пруд, и мне, выросшему на Днепре, очень подходила возможность целый день проводить на воде. Всем было очень весело, но не мне… Я был в разлуке со своей девушкой, и впервые ощутил одиночество, несмотря на то, что вокруг меня был праздник жизни. Я просто отбывал установленный срок.

Через год, когда я закончил второй курс института, меня наградили поездкой в Москву. Севернее Днепропетровска мне бывать не доводилось, и это была моя первая столь отдаленная поездка. В жёстком плацкартном вагоне я прибыл в столицу.

Мой визит был ответным, т.к. семья папиного брата из Москвы гостила у нас прошлым летом. Но я очень хотел повстречаться с Изей Китманом, моим другом и одноклассником, который перешёл в Москве на второй курс юридического факультета.

Утром поезд остановился на курском вокзале. Такси доставило меня на квартиру моего двоюродного брата Лазаря Рапопорта. Он жил в полуподвальной комнатке рядом с Гоголевским бульваром. Наскоро привели себя в порядок и помчались по улицам Москвы к театру им. Вахтангова на Арбат.

Лазарь работал на ВДНХ художником, а я знакомился с Москвой. Квартирка и дворик моего дяди Юи, к которому я прибыл на второй день пребывания в Москве, были мне настолько родными и знакомыми по описаниям, что казалось, я вроде бы здесь бывал много раз.

Моя двоюродная сестра Муся училась в Академии связи, брат Ися в артиллерийской спецшколе, дядя работал бухгалтером. Его жена тётя Фаня – очень родственная и добрая женщина, встречала меня, как самого дорогого гостя. Она тот час же начала готовить праздничный обед, и я ей помогал.

 Во дворе был оборудован стол, на нём стряпали. Здесь же была коптилка, незаменимая в те времена керосинка – керогаз. Меня поразила тогда щедрость тёти Фани. Мы в Днепропетровске питались намного скромнее и экономнее. Поспели добротные и наваристые щи с обилием мяса,  пироги незабываемые! До позднего вечера мы сидели за столом с родными людьми, не зная, что скоро наступит война, которая всё изменит…

На другой день я нашел Изю Китмана. Его отец уже работал в Кремлёвской швейной мастерской, и наша встреча была яркой, интересной, такой и запомнилась, потому что виделись мы в последний раз перед войной.

Родители дали мне небольшую сумму денег на развлечения в Москве, но я и не подумал их тратить на себя – купил продукты, которых не хватало дома. Так поступал всегда мой отец, когда бывал в Москве.
Мама даже прослезилась, когда увидела гостинцы, которые я привез домой.
Даже не поделившись впечатлениями о поездке в Москву, я уже мчался к Соне. У неё очень тяжело заболела мать,  и она ждала моего приезда. Я тотчас отправился в аптеку за лекарствами для Рахили Абрамовны. Завершился июль 1940 года…
Кто мог предсказать, что будет с нами через год? И всё же тучи сгущались.