Воспоминания моего отца (Глава -9)

Возвращался из синагоги дедушка, и в комнате становилось светло! Его голубые глаза излучали тепло и нежность. Он не заставлял долго ждать, тщательно помыв руки, садился за стол. Начинался ужин с самоваром.

Спать я ложился с дедушкой. В комнате было прохладно, и он меня прижимал к себе, накрывал моё ухо одеялом, и начинал сказку, по заведённой традиции – она длилась неделями, месяцами…

Речь шла о мальчике, заблудившемся в пустыне. Все ему помогали: и звери, и люди, хотя препятствий на его  пути была масса. На самом интересном месте рассказ прерывался до следующей пятницы.

В субботу утром, попив чаю, мы с дедушкой уходили в синагогу, там у него были постоянные фамильные места. Я свободно бродил по рядам, поднимался наверх к женщинам, там находил бабушку. На меня никто не обращал внимания – все были заняты молитвой.

Бабушка возвращалась домой раньше. Когда мы с дедушкой приходили, всё уже было готово к субботнему обеду. Разворачивался настоящий семейный обед - приходили мама, папа, Дуся. Ах,  как всё было вкусно! Бульон с манделех, шейка куриная, бабка с изюмом, и самое главное – блюдо с фаршированной рыбой!

Нехотя, с грустью я покидал своих добрых дедушку и бабушку до следующей пятницы…

Черкасский период был, пожалуй, самым счастливым. У отца интересная работа, родители его жили рядом с ним, родилась дочь Женя. Хорошая квартира в городе, а летом семья выезжала в сосновый лес. За всю жизнь, наполненную невзгодами, недостатками, тревогами, трагедиями, не было таких счастливых лет, как годы прожитые в Черкассах.

Но вот пришла беда, которую никто не ожидал.

Как – то отец собрался в командировку в Киев, куда из Черкасс обычно добирались пароходом. Перед посадкой на пароход, к отцу подошёл один ответственный работник ГПУ ( МВД ) и попросил отца взять к себе в каюту женщину – знакомую этого работника. Отец категорически отказался. Последовала угроза, отец её игнорировал.

Через неделю, после возвращения из Киева, прямо на работе, отец был арестован.

Дело вёл тот работник, которому отец отказал при посадке на пароход.

Обвинение заключалось в том, что отец нарушил закон – финансировал закупки зерна завышенной против норм влажности.

Отец понял, что ему предъявляют неверное обвинение, его легко было опровергнуть. Но отец был уверен, что у следователя, на случай невозможности доказать предъявленное обвинение, найдутся другие «проступки» и «умники», желающие судить его.   

Поэтому отец не раскрывал своё алиби, он давал следователю возможность убедиться в своей правоте.

Воспоминания моего отца (Глава -8)

Промелькнуло несколько лет Александрийской жизни и папу перевели в Черкассы на ту же должность в Госбанк. Отец вернулся в свой родной город. Восторгу и удивлению не было конца – сын рэб Мойше сидит и правит в государственном банке, к зданию которого в царское время еврею не разрешалось и близко подходить!

Мы сняли квартиру у неких Факторовичей. Большая столовая, спальня, кабинет и детская комната. Вход с улицы по ступенькам.

В служебном кабинете отца, куда мне доводилось заходить, всё приводило меня в удивление и восхищение, особенно шикарная мебель. В углу на тумбе стояла клетка, а в ней попугай ещё дореволюционных времён. Банк размещался на центральной улице – Крещатике, напротив базара.

В одной из слесарных мастерских на базаре чинил примусы и паял металлическую посуду мой двоюродный брат Давид Рапопорт.

Я любил наносить визиты! Свободно вбегал в банк, где работал мой отец, потом навещал в мастерской на рынке Давида Рапопорта, а на обед – к дедушке и бабушке.

Дядя Хацкел, муж маминой сестры Мани, запрещал своим детям играть со мной: « У него отец бреется! Это сын гоя!» Дядя Хацкел жил по законам старого времени и понятий. Всё равно я играл с Мотэле,  и наблюдал за старшими его братьями Сулей и Иосифом.

Дедушка и бабушка снимали комнату у Рапопортов в их одноэтажном доме. Эта комната мне особенно памятна: светлая, чистая, уютная. Посредине стоял обеденный стол, слева у стены – дедушкины шкафы с книгами, за ними его постель. Правая сторона комнаты была как бы бабушкиной половиной, с одёжным шкафом и кроватью. Остальные две стены светились окнами, выходившими в деревенский дворик.

Из прихожей в комнату, равно как и в столовую, относящуюся к жилью тети Мани, через топку обогревалась печка. А входить в комнату дедушки и бабушки надо было через столовую Рапопортов. Кухня была общая.

Гостем я был всегда желанным!  К визитам я тщательно готовился. Приходил каждую пятницу днём. Бабушка суетилась, чтобы к закату солнца завершить все хозяйственные дела. Помолившись у свечей, она вместе со мной ждала возвращения дедушки из синагоги. Это время она была свободна, и могла побеседовать со мной.

Бабушка с любовью смотрела на меня и спрашивала о брате, о товарищах, о папе, о маме – как- никак я носил имя её отца, и это обстоятельство было источником нежности её ко мне:

- Ты, внучек, такой же ширококостный, как твой прадедушка Мортхе. Ты кушаешь хорошо, значит, будешь таким же здоровым и сильным!

- Бабушка, расскажи мне, как зейде Мортхе боролся?

- Он, бывало, подходил к мельнице, куда мужики привозили зерно на помол. Мельник был его приятель, да и крестьяне почти все знали Мортхе. Сил у него было много! Он брал два мешка под мышки и свободно таскал их с подводы к мельнице. Потом подходил к самому сильному мужику и предлагал побороться.

Вокруг борющихся собиралась толпа. Мортхе всегда выходил победителем!

Возвращался домой и весело докладывал жене, а та, в душе восторгалась, а вслух корила старика: « Ну, когда ты поумнеешь?»

- Бабушка, а кто из твоих сыновей похож на зейде Мортхе?

- Юя - копия моего отца! Но Юя болен…. А внешне – копия! И голос, и характер – всё, как у зейде Мортхе.

- А мой папа кого напоминает?

- Твой папа пошёл в Табачниковых - такой же прямой, гордый и непоколебимый!

Воспоминания моего отца (Глава - 7)

 Дедушка Моисей, со своим резницким делом, был без работы. Кругом свирепствовал голод – какие там куры, утки, гуси? Бабушка со своей коммерцией окончательно прогорела. Единственную пару белья у дедушки украли – бабушка повесила белье после стирки высушиться, и его не стало. «Бог дал, Бог и взял» - успокаивал дедушка, вконец расстроенную бабушку.

   

Дядя Юя был инвалидом, его болезнь часто давала обострения. Жена его, Фаня родила сына Исая. Моим папе и маме прибавилось ещё забот – им нужно было помогать, не всё шло гладко.

 

А у папы с мамой родился ещё сын – имя ему дали Мортхе, в честь Мортхе Чечельницкого. В свидетельстве рождения папа записал сына Марк – это был я. Произошло это 27 июля 1922 года. Мне думается, что в столь тяжелое время рождение ребенка не могло вызвать особого восторга.

Голод, разруха, бесперспективность – и, однако же, жизнь есть жизнь – папа её любил и верил в лучшее будущее. Это подтверждается тем, что им был создан симфонический оркестр. Кроме того, он занимался активной общественной деятельностью и профсоюзной работой.

 Новая экономическая политика \ НЭП\ выполняла основные задачи, которые предназначались ей. Она как- бы расслоила общество, проявила людей, дала ответ на вопрос: кто есть кто?

   

Папу пригласили на работу в Государственный банк. Дедушка и бабушка переселились в Черкассы, а Юя со своей семьей подался в Москву – его привлек НЭП возможностями легко подзаработать.

 

 Наша семья переехала в Александрию. С этого времени я помню себя и всё, что происходило со мной. В Александрии у нас была хорошая квартира. Не стало коровы, огорода и прочего подсобного хозяйства.

Отец преобразился – вместо одежды рабочего – механика, сапог и кожаных брюк, на нём был ладно сшитый костюм, свежая рубаха и галстук. Банк есть банк.

 

 В доме постоянно находились родственники. У нас была собачка, которую впоследствии признали бешеной, хотя она никого не кусала, но всем нам делали прививки от бешенства. С этой целью мы выезжали в Харьков, и для меня это было событием.

  

Жизненный уровень резко повысился – цены стали реальными, рубль твердым, исчезли миллионы и триллионы. Завершилась гражданская война, люди вздохнули, стали есть досыта.

   

Папа много работал, теперь он стал Семёном Моисеевевичем. Его работа в банке заключалась в заведовании отдела финансирования сельского хозяйства. Для деревенского мальчика, выросшего в Красной Каменке, прошедшего службу в царской армии, империалистическую войну, работу механика – такая должность была выражением огромного доверия.

Ещё не сошли мозоли с ладоней, а уже надо было привыкать к белому воротничку, непривычно стягивающему шею, к банковскому кабинету со старинной мебелью царских времен. Всё приходилось осваивать, превращать в привычное дело – служить в государственном банке.

     Сколько раз, ещё мальчиком, папа приезжал со своей матерью в Александрию. Позже и сам выполнял различные поручения. Из Александрии он уходил на войну, в Александрию возвращался. Много знакомых у него было в этом краю, родном для него.

Финансирование сельского хозяйства заключалось, в основном, в кредитовании хлебозакупок, производимых государством у крестьян.

Отцу надлежало выезжать на места, проверять качество закупаемого хлеба и зерна. Банк проверял объекты кредитования и платежеспособность клиентов. С малых лет, с того времени, что я себя помню, моим опекуном, шефом и наставником был старший брат Давид, дома его звали Дусей. Ко мне пристала кличка Муня, а брат звал меня Чижиком.

С двух – трех лет у меня проявился музыкальный слух и желание петь. Дома был граммофон и множество пластинок.

 В Синельниково у нас даже было кем-то брошенное пианино. К великому огорчению отца, мама обменяла инструмент на пять пудов соли. Соль растворилась,  а пианино могло бы многое дать, во всяком случае, мне. Но времена периодами были настолько сложные, что люди расставались с самым необходимым в обмен на хлеб или на соль.

Музыкальность моя замечалась домашними – я пел молитвы, которые не понимал, всевозможные арии, смысл их до меня, разумеется, не доходил. В моём детском репертуаре были увертюры, марши, вальсы, и просто песни.  «Вихри враждебные», «Варшавянка», «Наш паровоз»  - это были песни моего детства. Хорошо мне был знаком репертуар Эпельбаума, Клары Юнг, Брандеско.

Воспоминания моего отца (Глава -6)

Узок был диапазон мышления и действий у деда, но папа очень уважал своего отца, а тот, в свою очередь, почтительно относился к прогрессивным начинаниям и шагам сына – его самообразование, увлечение музыкой, желание вырваться из цепей религиозного невежества, вызывало уважение старого человека.

Когда сын возвратился из армии и напевал отцу увертюры, арии и отрывки из классических музыкальных произведений, мой дедушка внимательно слушал и впоследствии в своих молитвах обращался к знакомым мелодиям.

  

После свадьбы, не прошло и года, разразилась империалистическая война. В первый же день войны ушёл отец на фронт, оставив на попечении родителей трёхдневного сыночка Давида (Дусю).

У бабушки Ривки был сложный и деспотичный характер. Матери моей жилось не сладко у свекрови, но свёкор был добрым и щедрым. И хотя полновластной хозяйкой в доме была бабушка, дедушка не давал ей свободы действий: сноха и внучек опекались гарантийно.

Отца направили в маршевый полк под Екатеринославом. Полк готовил ряды для фронта. Папу назначили главным горнистом полка. Но однажды поступил приказ всех иноверцев – не православных немедленно направить на передовую. Не желая расставаться с отличным горнистом, командование полка предложило отцу креститься. Но он отказался такой ценой покупать право остаться в тылу, и был направлен в район Варшавы. Бои были тяжелые, и вскоре отца контузило, а потом тяжело ранило.

  

После госпиталя он был освобождён от воинской повинности, и принял решение  вместе со своей семьёй осесть в Синельниково.

 

То Петлюра, то Гетман, то различные банды не давали покоя. Начались погромы, дошли они и до Красной Каменки. Дедушка Моисей и бабушка Ривка ночью сбежали, бросив свой дом, скотину, нажитое добро, и прибыли в Синельниково к сыну Семёну.

  

У папиного брата Юи к тому времени уже была своя семья – жена Фаня и дочь Муся. Опять все собрались вместе. Дедушка Моисей с бабушкой Ривкой, их сын Юя с семьёй и наша семья.

Синельниково – это крупный железнодорожный узел, в семидесяти километрах от Екатеринослава. Влияние крупного промышленного центра наложило свой отпечаток на Синельниково.

 В результате ранения и контузии на войне, отец потерял слух, речь и находилась в тяжелом состоянии, но молодость взяла своё и он начал поправляться.

   

В Синельниково папа поступил механиком на государственную мельницу. Время было тяжелое, гражданская война на Украине шла своеобразно. Частая смена власти пагубно сказывалась на положении населения. Кормились лишь тем, что сами добывали, что удалось припрятать от грабителей.

Знаменательным событием было освобождение Синельниково Первой конной армией Будёного. Рабочие мельницы благодарили Буденого за избавление от грабителей, рассказали ему о том, что механик мельницы Семен Табачников организовал самооборону, помог сохранить мельницу. Буденый на память сфотографировался с папой.

Среди многих беженцев в Синельниково оказалось немало профессиональных музыкантов, на этой основе был организован симфонический оркестр.

  

Из родни папы, кроме родителей и брата, в Синельниково проживали вдова Ривка Раппопорт с тремя сыновьями: Володей, Мишей и Лазарем. Отец их, Абрам, умер от туберкулёза. У Ривки была маленькая скобяная лавка. Приезд в Синельниково Табачниковых оказал значительную помощь Раппопортам.

Время было тяжелое во всех отношениях. Свирепствовала азиатская холера. Заболел мой брат Дуся, четырехлетний малыш едва выжил. Вскоре у моих молодых родителей родился ещё один мальчуган, но на десятом месяце жизни он умер от рожистого воспаления, занесенного прививкой от оспы. В каждой семье было своё горе.

  

Ривка Раппопорт была одновременно двоюродной сестрой моей мамы и троюродной папы. Девичья ей фамилия была Табачникова. Мальчикам её было, соответственно, восемь, шесть и четыре года. Лавчонка у Ривки захирела, и  она пробивалась в жизни белошвейством.

Все родственники и знакомые носили рубашки, сшитые золотыми руками тети Ривы. И ещё совершенно не понятно как жили и питались вдова Гинда, сестра Ривки, с двумя дочерьми – Фрумой и Соней.

  

Таким образом, в Синельниково собралась большая родня, и опорой для всех служил мой отец. Папа постоянно излучал непрекращающийся источник бодрости и доброты. Когда он появлялся в доме, всё преображалось – наступал праздник. Его голубые глаза вселяли спокойствие и уверенность. Его голос успокаивал, его юмор был тонок и доброжелателен, его музыка наполняла всех счастьем, желанием жить и быть вместе.

Диалог с Современной Литературой - Родословная

- Не надо это опубликовывать! – рядом со мной сидела Современная Литература. Мы были мало с ней знакомы, но я вторглась на её территорию и она имела право голоса.

- Может быть, ты и права… - сказала я неуверенно и глубоко вздохнула.

Она была, конечно, с татуировкой на открытом плече, металлические заклепки на одежде, сбоку на носу камешек, по всей видимости, современное ювелирное украшение…. Но это была Литература, хоть и Современная.

- Если я начну рассказывать о своей родословной, то тоже замучаю читателя древними именами и событиями.- Она не говорила со мной резко и не хотела меня обидеть. Я точно знала, что папины воспоминания нужно опубликовать, но…

- Придай этим воспоминаниям  какую – то интересную форму! Люди, читающие тебя, уже запутались и устали: Буся, Куня, Мортхе, Мендель, Мойше, Шулим….

- Ты понимаешь, они все погибли, ушли. Я с ними не встретилась.

Но мой папа дал им жизнь в своих воспоминаниях, которые он писал много лет.

- Но это чемодан желтых испечатанных листов! Ты что собираешься всё это опубликовывать? Ты сама – то это всё прочитала?

- Да, я это всё прочитала. И целостная картина получается только после того, как дочитаешь до конца.

- А ценность то какая? Это рукопись твоего отца. Посвятил он её тебе и твоим детям и внукам! А зачем чужим людям знать подробности этой истории?

- А зачем знать вообще историю? Нас кормили историей коммунистической партии и не стеснялись! Почему я должна стесняться своей родословной?

Теперь Современная Литература вздохнула.

- У тебя можно курить? – спросила она

- Конечно! – ответила я – Может, хочешь выпить что-то?

- Не откажусь! Тащи!!! – сказала мне Современная Литература.

Я принесла ей африканский ликер «Amarula», на этикетке которого был изображен слон, шагающий по джунглям с экзотическими фруктами.

- Круто!!! – воскликнула Современная Литература, а я ушла приготовить нам кофе.

Она не ожидала, что ей будет у меня так хорошо. А я была ей рада! Её мнение, как ни странно, совпадало с моим внутренним голосом. Но мне хотелось, в разговоре с Современной Литературой, ещё раз всё проверить, чтобы не ошибиться в правильности решения.

 - Ты понимаешь, не яркими штрихами мой отец рисует жизнь не только моих предков – начала я делиться своими мыслями с Современной Литературой. – «Вечерами молодёжь собиралась на танцы» - пишет мой папа. Люди танцуют под музыку, как известно. Дискотек не было, стерео музыки не было, электричества не было  …. кто играл эту музыку, на чём? На каких инструментах? Где учились музыканты играть часами танцевальную музыку. Ты понимаешь, что это ушло в прошлое!? Мы обречены на кресла около телевизора! – повысила я голос. – Оно почти не отличается от инвалидной коляски...

- Я даже не знаю чем вам помочь… - сказала Современная Литература. – А вы что хотите танцевать? – обратилась она к моему поколению.

- Мы уже не можем танцевать… -  устало произнесла я.

- Почему? Вам же не по сто лет! Есть медленные танцы…. – Она тоже хотела понять: почему мы не танцуем и не поём.

- Чтобы танцевать, нужно настроение, а его у нас нет. Мы все чувствуем себя обреченными.

Современная Литература не спорила со мной.

- Многие качества моих прабабушек и прадедушек, я получила в наследство. Папа описывает, дальше я помещу эту главу, родственницу, которая будет обшивать целые деревни, и спасет семьи от голодной смерти в годы погромов…

- А причем здесь ты? – удивилась Современная Литература

- Я шью с пяти лет. И много раз спасала свою семью от безденежья, благодаря этим рассказам о белошвейке в нашем роду.

Мой дедушка Семён не был религиозным человеком, в то время  это было дерзостью. А его отец и дед ничего не имели против. Это интересно!

Много раз Религия приглашала меня к себе…. Но я помнила, из папиных рассказов, что можно быть и не в рамках традиций и ритуалов, а напрямую общаться с Богом.

- Если бы ты ушла в другую Веру… - начала свой вопрос Современная Литература.

- Он бы меня не понял! В годы, когда вокруг него не было образованных людей, мой дедушка самоучкой построил своё образование.

В тех, кому -то скучных главах, которые я уже опубликовала, никто не учился в школе, в академии, в университете. Но умели играть на музыкальных инструментах, читали вслух Лермонтова и Пушкина, умели сшить себе одежду…

 - «И по вечерам собирались на танцы» - засмеялась Современная Литература. – Знаешь что? – неожиданно она сменила тон – Давай ещё встретимся через пару глав. Ты печатай дальше воспоминания твоего отца, а я к тебе ещё загляну.

Я была рада, что она поняла главное: мне так же, как и Современной Литературе, не хотелось открывать старый чемодан с папиными рукописями. Боль годы не давала мне встретиться с отцом, моим единственным в жизни другом, в бумагах, а не в живой беседе.

Но как же я удивилась, когда всё таки решилась прочитать то, что он мне завещал! Во время чтения моя боль уходила. Я поняла, что он оставил мне богатство своих воспоминаний, которые согреют нас всех порядочностью, незаурядностью, мужеством тех, кто подарил нам Жизнь.

- Кстати, вы все стали профессиональными музыкантами? – спросила уже в дверях современная Литература. – Нет в мире случайностей! – ответила она сама себе.

- Дедушка Семён подарил нам способность любить музыку. Его внук, Александр Табачников, закончит факультет военных дирижёров  в Москве, и много лет руководил в качестве военного дирижера духовыми оркестрами. А правнук, Семён,  музыкант профессионал высокого класса, выбрал себе в жены тоже человека музыкального, и они по всему миру представляют нашу семью.

- Пиши, пиши!!! Я уже жду следующую главу! – засмеялась Современная Литература.