Промелькнуло несколько лет Александрийской жизни и папу перевели в Черкассы на ту же должность в Госбанк. Отец вернулся в свой родной город. Восторгу и удивлению не было конца – сын рэб Мойше сидит и правит в государственном банке, к зданию которого в царское время еврею не разрешалось и близко подходить!
Мы сняли квартиру у неких Факторовичей. Большая столовая, спальня, кабинет и детская комната. Вход с улицы по ступенькам.
В служебном кабинете отца, куда мне доводилось заходить, всё приводило меня в удивление и восхищение, особенно шикарная мебель. В углу на тумбе стояла клетка, а в ней попугай ещё дореволюционных времён. Банк размещался на центральной улице – Крещатике, напротив базара.
В одной из слесарных мастерских на базаре чинил примусы и паял металлическую посуду мой двоюродный брат Давид Рапопорт.
Я любил наносить визиты! Свободно вбегал в банк, где работал мой отец, потом навещал в мастерской на рынке Давида Рапопорта, а на обед – к дедушке и бабушке.
Дядя Хацкел, муж маминой сестры Мани, запрещал своим детям играть со мной: « У него отец бреется! Это сын гоя!» Дядя Хацкел жил по законам старого времени и понятий. Всё равно я играл с Мотэле, и наблюдал за старшими его братьями Сулей и Иосифом.
Дедушка и бабушка снимали комнату у Рапопортов в их одноэтажном доме. Эта комната мне особенно памятна: светлая, чистая, уютная. Посредине стоял обеденный стол, слева у стены – дедушкины шкафы с книгами, за ними его постель. Правая сторона комнаты была как бы бабушкиной половиной, с одёжным шкафом и кроватью. Остальные две стены светились окнами, выходившими в деревенский дворик.
Из прихожей в комнату, равно как и в столовую, относящуюся к жилью тети Мани, через топку обогревалась печка. А входить в комнату дедушки и бабушки надо было через столовую Рапопортов. Кухня была общая.
Гостем я был всегда желанным! К визитам я тщательно готовился. Приходил каждую пятницу днём. Бабушка суетилась, чтобы к закату солнца завершить все хозяйственные дела. Помолившись у свечей, она вместе со мной ждала возвращения дедушки из синагоги. Это время она была свободна, и могла побеседовать со мной.
Бабушка с любовью смотрела на меня и спрашивала о брате, о товарищах, о папе, о маме – как- никак я носил имя её отца, и это обстоятельство было источником нежности её ко мне:
- Ты, внучек, такой же ширококостный, как твой прадедушка Мортхе. Ты кушаешь хорошо, значит, будешь таким же здоровым и сильным!
- Бабушка, расскажи мне, как зейде Мортхе боролся?
- Он, бывало, подходил к мельнице, куда мужики привозили зерно на помол. Мельник был его приятель, да и крестьяне почти все знали Мортхе. Сил у него было много! Он брал два мешка под мышки и свободно таскал их с подводы к мельнице. Потом подходил к самому сильному мужику и предлагал побороться.
Вокруг борющихся собиралась толпа. Мортхе всегда выходил победителем!
Возвращался домой и весело докладывал жене, а та, в душе восторгалась, а вслух корила старика: « Ну, когда ты поумнеешь?»
- Бабушка, а кто из твоих сыновей похож на зейде Мортхе?
- Юя - копия моего отца! Но Юя болен…. А внешне – копия! И голос, и характер – всё, как у зейде Мортхе.
- А мой папа кого напоминает?
- Твой папа пошёл в Табачниковых - такой же прямой, гордый и непоколебимый!
Комментариев нет:
Отправить комментарий