Командир нового дивизиона мне понравился – это был Евгений Козлов.
Ленинградец, добродушный человек, прибыл к нам из госпиталя после ранения.
После взятия Райволы, дела пошли веселее. В финских озёрах, наполненных массой рыб, мы купались, стирали. А что ещё солдату надо?
Сообщение о взятии Выборга, переданное по радио Юрием Левитаном, я слушал вблизи выборгского пивзавода – в руках котелок холодного пива, а рядом протвень жареной рыбы!
Дивизионный старшина Петров время зря не терял, заботился о нас, как родная мама. Мужчина лет сорока, плотненький, невысокого роста, с вечной папироской во рту, невозмутим, медлителен, но никуда, никогда не опаздывал.
В районе Мусталакти до нас дошёл слух, что финны полетели в Москву просить мира.
По семьсот – восемьсот наших бомбардировщиков днём и ночью летали на Хельсинки. Мы были настроены побывать в финской столице. Противник практически прекратил сопротивление. Наступила передышка.
Куда теперь мы подадимся? Наше место там, где предстоит наступление.
Солдатская молва всегда подтверждается. Нашему полку предстояло на станции Сяйное грузится, в железнодорожные вагоны.
Всего полтора месяца мы пробыли в этих краях. Похоронили Ивана Рыжикова, Мишу Эпштейна, Моисея Малкина и многих других отличных парней.
Перестали приходить письма от моего брата…. Я ещё не знал, но он уже погиб при освобождении Витебска, в районе населённого пункта Кремень.
Мне об этом сообщат в конце октября, в ответ на моё решительное требование информировать меня о том, что случилось с братом. Одного месяца он не дожил до своего тридцатилетия.
Тяжелые предчувствия не покидали меня….
Так я не побывал в Ленинграде, не зашёл в Павловский замок, где жил и учился Дуся. Не постоял у той гостиницы, где до войны папа и мой брат провели пару суток в люксовском номере. Я попаду в эти места через четверть века и поклонюсь им низко – низко. И в сердце моём защемит боль утраты.
Мама и сестра Женя раньше узнали о гибели брата, но не сообщали мне об этом.
И снова я в вагоне эшелона, безостановочно мчащегося на юг, неизвестно куда точно.
Короткие остановки на смену паровоза, и снова вперёд в неизвестное….
Вначале мы были уверены в том, что нас не выпустят из Ленинградского фронта, переведут в район Пскова или Прибалтики.
Приблизившись к Москве, мы решили, что путь лежит на Польшу.
В Лифоротов мы стояли пару часов. Володя успел сбегать к себе домой, повидал свою бабулю и сестрёнок Лёлю и Таню, мать была на работе.
Догнал нас и Евгений Козлов, на ходу спрыгнувший из эшелона, когда мы следовали через Ленинград, там его на вокзале ждала жена. Встречи были короткими, радости от них мало.
Ночью мы тихо переползли через мост на Днепре в районе Киева. И снова на юг.
Кто – то сказал о том, что нас приближают к Одессе, а от неё поплывём морем до Франции, чтобы принять участие в открытии второго фронта. Оказалось, что среди нас были неплохие стратеги.
Наконец нас остановили в Гельцах. В те дни я подружился с лейтенантом Куцеконем – замполитом одной из батарей, старше меня лет на пятнадцать, спокойным и умным мужиком. Но такой дружбы, как с Рыжиковым и Эпштейном, с Малкиным у меня уже быть не могло ни с кем.
Из-за отсутствия вестей от брата, я находился в каком – то трансе, душили тяжёлые предчувствия.
Выгрузка эшелона проходила трудно, эстакады не было, пушки и автомобили опускали почти что на руках.
Вошли в деревню Орловка. В отличие от Орловки под Вязьмой, где всё было разрушено, но жители хлебосольны и радушны, в этой деревне всё оказалось в полной сохранности, в том числе и церковь. Но жители плотно закрыли двери, ставни, амбарные замки, люкт от колодцев.
Вечером наши ребята организовали танцы, и все девчата, вопреки запретам родителей, пришли в ярких нарядах и плясали с нами до утра. Нас начали кормить, обстирывать - Володя Маркович вел с населением переговоры, не зря он родился и вырос в семье дипломата.
В район Ясс мы продвигались по страшно пыльной дороге, все стали словно мулаты – пошли насмарку наши чистки и стирки в Орловке.
Вблизи населённого пункта Васлуй нам предстояло наступать.
Вначале в разведку боем бросили штрафную роту. Как нам стало известно, всё прошло нормально.
Утешением для меня было общение с замполитом Бабежко, бывшим адвокатом из Воронежа. Высокий, статный, наподобие Штоколова. Нас сближала музыка. Бабежко знал на память все оперы и оперетты. Мы даже пели в два голоса. Кроме того Бабежко был непревзойдённым преферансистом.
Редкие встречи с Володей Марковичем, превращались в праздник для меня. Володя был бесстрашным человеком, он уверенно чувствовал себя в разведке, солдаты и офицеры уважали его. Он часто заходил в санчасть полка, которая была под моим началом.
