Вчерашний день

Знаю, что чувства юмора у меня нет. Я могу не понимать, почему все смеются.

Но сегодня получила комментарий: "Не могу дать точное определение чувства юмора, но мне кажется, что ты не справедлива к себе. Ты пишешь свои воспоминания и рассказы таким легким языком, твои фразы наполнены тонким юмором, а наблюдения за людьми по-доброму ироничны, что я точно не могу отказать тебе в прекрасном тонком доброжелательном чувстве юмора. И это не комплимент, я так вижу".  

Вот и решила просто описать свой вчерашний день.

                                         ***

Я вчера упала. Вышла из машины, видно зацепилась за ступеньку машины, и как упаду со всего размаху… Щукой полетела! Машины на дороге остановились, встревоженные люди подняли меня, держат под руки, спрашивают: "Ты в порядке?" Все уверены, что я что-то сломала, а я, как ни странно, цела. Нашли мою сумку, отлетевшую куда-то, вручили мне её в руки, и пошла я осторожной походкой домой, под взглядами изумленной публики, благодаря Бога, естественно, за то, что он оставил меня целой и невредимой. 

Ещё дверь не открыла, слышу звонит родственница: поссорилась с мужем, решили разводиться: "Приходи - говорит - поможешь с детьми, а то я плохо себя чувствую!" 

 Согласилась, только попросила, чтобы меня привезли и отвезли, потому что я упала, и вдруг не смогу вести машину.

Приехал муж моей родственницы, на заднем сидении две крошки после детского сада. В машине тепло … и смешно. У меня полная сумка игрушек, подушек для кукол, которые я нашила вместе с крошечными одеялками и простынками, в кастрюле пирожки с картошкой очень вкусные.

Уже третий день отрабатываю приготовление дрожжевого теста в машине для выпечки хлеба. Есть там такая программа: соединяю все компоненты, и машина месит тесто, взбивает, нагревает. Короче, третий день зять, после работы, сразу заходит ко мне, а не идет домой. 

Беляши не жареные, а из духовки, пирожки с яблоками. А вчера, перед тем, как я упала "щукой", и меня поднимали люди, испекла пирожки с картошкой и бататами. Чудо пирожки получились.

Приехали мы всем коллективом к дому моей родственницы – я с сумками, две крошки в специальных креслах для машины и муж моей родственницы, очень серьёзный, как будто он со мной разводится.

Дома у них чисто, уютно, полно игрушек. Но никто ни с кем не разговаривает. Для начала я рассказала, как  упала, как остановились машины, как люди меня поднимали, как я чудом осталась целая.

- А вот скажи, – вдруг спрашивает моя родственница громким голосом, как будто мы глухие – муж тебе дома помогает?

- В смысле? – растерялась я.

- Ну в домашней работе он тебе помогает? Он моет пол, например?

- А кто будет мыть пол? Я что ли? – искренне ответила я, потому что уборку мне муж не доверяет. Я подтираю кое-как пол, но он отодвигает диваны, кресла, пылесосит, и его уборку с моей не сравнить.

Родственница кивнула, как профессор на экзамене, который остался доволен ответом студента.

- А кто у вас вывешивает белье, снимает его потом, раскладывает в шифоньер? Муж?

- Конечно, муж! – наконец я понимаю куда она клонит и для кого задает эти вопросы. Решаю ей помогать:

- Одних только моих трусов за неделю знаете сколько он стирает и вывешивает?

- Сколько? – спрашивает пятилетняя их дочка, она натянула на себя костюм бабочки с крыльями, и её заинтриговало: сколько же у меня трусов имеется в наличии.

- Тридцать! – честно отвечаю я. А потом подумала и соврала – Или пятьдесят. Не помню…

Все засмеялись, а я продолжила:

- А мои трусы — это не твои трусы – объяснила я моей родственнице – мои трусы огромные, не то что твои. Так вот мой муж всё время стирает и развешивает их, сушит, а потом складывает в шифоньер – я свой голос тоже настроила, как для глухих.

- А какого цвета у тебя трусы? – спросила трехлетняя малышка, вытащив соску изо рта.

- Вот покушаешь сейчас, тогда покажу! – заинтриговала я её.

- У тебя с цветочками трусы? – девочки быстро начали уплетать ужин, который молча приготовил и подал на стол их серьёзный папа.  Он действительно делает всю домашнюю работу в их доме, но периодически бунтует. Готовит он прекрасно! Кухня у него оборудована, как у шеф повара.

- И я тебе покажу свои трусы – пообещала мне крошка, улыбаясь во весь рот.

- Не разговаривайте во время еды, а то папа сердится – сказала мама и добавила – вкусно, как в ресторане, который мы любим.

И они с мужем (забыв о ссоре) стали мне рассказывать про ресторан в Хайфе, где они просто учатся у повара новым блюдам, и рецепты там очень интересные.

Как я и обещала, показала всем расцветку своих хлопчатобумажных трусов, а девчонки тоже раскрыли семейные тайны, и мы увидели их изумительные трусики с весёлыми картинками.

После ужина родители уселись за свои компьютеры, старшая девочка начала играть в какую-то сложную игру с фишками, фигурками и бумажными долларами, а маленькая примостилась у меня на руках и сказала:

- Ну давай, пой! – Иногда она говорит: "Ну давай рассказывай!"

Я ей спела свой репертуар: "Крутится вертится шар голубой", "Огней так много золотых на улицах Саратова", "На тот большак на перекресток".

Зная, что папа детей не выдерживает, когда я громко и весело пою, перешла на другой жанр.

Сказку про колобок, про курочку рябу и про снежную королеву я рассказывала на русском языке, и девчонки, не понимая ни слова, слушали раскрывши рот.

Укладывать детей спать родители решили без меня. Видно было, что мои пирожки с картошкой сделали своё дело.

- А ты ссоришься со своим мужем? – опять задала вопрос мама детей, но уже спокойным голосом.

- Нас вместе никто никогда не видел! Я даже не знаю, как у нас дети родились - серьезно и искренне сообщила я странный и общеизвестный факт.

Все, включая детей, рассмеялись, потому что все знают, какие мы с мужем разные.

Отвозил меня муж моей родственницы в другой машине. Поговорили о напряженке у него работе.

Когда мы прощались, я сказала:

- Сегодня я, как шпионка. Уехала на одной машине, приехала на другой.

- Упала с третьей! – напомнил он и добавил – У тебя чувство юмора потрясающее!!!

На улице пыльная буря, с которой воюет и ветер штормовой, и дождь ливневый.

В темноте поднялась по ступенькам, согрела холодный пустой дом светом и теплом от кондиционера, налила себе горячий чай в любимую чашку и подумала:

" А что, собственно, смешного?" 

Считанные разы, их можно даже назвать моментами, жизнь сталкивала меня с ней – с этой удивительной женщиной.

По прошествии многих лет, становится понятно, что судьба дает нам не больше и не меньше, а именно необходимую дозу общения, чтобы из фрагментов этого общения, зафиксированных памятью, построить картину и любоваться ею. А если отойти подальше и посмотреть со значительного расстояния времени, то можно и подумать, и поразмышлять.

                                              ****

Пожилой женщиной становятся не сразу. Юность, зрелость и лишь потом мы останавливаемся у порога старости. Когда ребенок переступает порог школы в первом классе – это праздник! Букеты цветов, первый звонок, нарядная одежда, банты у девочек и даже оркестр. А вот когда оказываемся в последней возрастной группе (мягко скажем так), цветы и оркестр ждут в стороне, чтобы не было слишком рано…

Нонна Алексеевна считалась очень ярким преподавателем – общительная светская женщина, с помадой морковного цвета, которую я сто раз планировала себе купить, но так и не сделала этого, хотя мы с Нонной были одной масти – рыжие, с веснушками. Она только посветлее меня была, скорее рыжая блондинка. Меховая пушистая шапка спускалась на глаза, и она её часто даже не снимала с головы на уроках. Сочетание её звенящего голоса и лучезарная доброжелательность, одурманивали всех, кто был рядом с ней.

Я заканчивала в тот год музыкальное училище и получала последние уроки по камерному ансамблю. Скрипач, тоже студент, как и я, появлялся раз в неделю в классе Нонны Алексеевны, и мы все вместе отрабатывали выпускную программу то ли для зачета, то ли для экзамена, уже точно не помню.

Зимой, рано утром, было ещё темно за окном, а мы уже встречались на репетиции, и никто из нас не опаздывал. Очень уютно было в этом классе камерного ансамбля, хотя он ничем не отличался от других помещений. Однако всё, абсолютно всё, было подобрано для того, чтобы Нонна Алексеевна запомнилась мне, и причем на всю жизнь. Лампочка под высоким потолком освещала фигурку Нонны Алексеевны и отражалась в зеленых глазах, подчеркивая их лучики.

Я её обожала! С восторгом впитывала чувство юмора, приятельский тон со студентами, смелость, которую она нам внушала и внушила: даже тогда, в свои молодые годы, я понимала, что влияние Нонны Алексеевны на меня огромно по своей силе. Войти в жизнь смелой и яркой женщиной – это, на мой взгляд, подарок. Вот именно этот подарок мне подарила, сама того не зная, Нонна Алексеевна.

Очень часто, как всякий творческий человек, Нонна Алексеевна была недовольна собой. Мы чувствовали, когда прорывалась её волна раздражения. Шикарная по всем параметрам женщина, могла в один миг измениться, и боль её неудовлетворенности можно было сравнить только с ядом змеи. Но для меня этот её "яд" был лечебным. Я не очень – то боялась злой иронии в шутках преподавательницы, не расстраивалась из – за прямых и суровых замечаний, которые очень точно обозначали проблему и пути её решения.

- Как можно!? Как можно в Бахе не услышать ритм??? Вы хоть понимаете, какое произведение вы играете? Смазали все сильные доли, уничтожили все акценты!!! Как я устала… – театрально восклицала она.

У скрипача заурчало в животе совсем некстати, потому что Нонна Алексеевна опустила свою голову в меховой пушистой шапке и раскачивалась из стороны в сторону, как будто случилось что-то непоправимое. Пока она успокаивала себя от нашей бездарности, я подмигнула скрипачу и достала из сумки пирожки с картошкой.

- Что это, Таня!? Что Вы себе позволяете? – Нонна Алексеевна вспорхнула, как огромная птица со стула.

- Мы не позавтракали, Нонна Алексеевна! Какой может быть ритм Баха, когда в животе всё урчит от голода?

Скрипач посмотрел на меня ошалелым взглядом, потом перевел глаза на пирожки, которые я разворачивала на крышке рояля и беспомощно повернулся к Нонне Алексеевне.

- Нет лучшей фортепианной школы, чем в России! - сказала я и откусила румяный пирожок с картошкой – и знаете почему?

- Ну, ну, послушаем… - Нонна Алексеевна разломила пирожок пополам и всматривалась в начинку так, как будто это была не картошка с поджаренным лучком, а засушенные насекомые, которых едят в экзотических странах.

- Потому что – продолжила я - все великие русские музыканты ели домашние пирожки с картошкой.

После этой веселой паузы, наш скрипач заиграл по-другому настолько, что Нонна Алексеевна пообещала всегда приносить пирожки на наш урок.

Через лет десять, после того как мы закончили училище, мне рассказали, что Нонна Алексеевна спивается. Я не поверила своим ушам:

- Мама её умерла, сын женился… - моя подруга поддерживала связь с Нонной Алексеевной – Говорят, что она сидит дома, никуда не выходит. И пьет…

Ничего себе!!! Я не поверила своим ушам и решила навестить Нонну Алексеевну. По моим подсчетам, она не была старухой. "Если мне было 20 лет, когда я училась у неё, то ей тогда было 40 лет. Значит сейчас ей 50…" – так думала я, когда вошла в знакомый двор. Во времена студенчества, мы часто бывали у Нонны Алексеевны дома. Её мама, дивная старушка, как на невидимых колесиках, сновала из комнаты в комнату и была явно счастлива. 

Прямо на пороге нам вручали домашние теплые тапочки, вся квартира была устлана какими-то потрясающими коврами и паласами, торшеры и бра, люстры и настольные лампы… Я крутила головой и не знала, чем раньше любоваться: или картиной необыкновенной сирени, написанной маслом, или библиотекой, нереально богатой, или мамой Нонны Алексеевны, которая была такой улыбчивой красавицей, что хотелось у неё спросить: "Из какой Вы сказки?"

Нас усаживали на мягкую мебель, а пока подавали фарфоровую супницу, блюда вкусной еды. Так было приятно в этом доме, что не хотелось уходить!

За прошедшие десять лет подъезд изменился... На высоких потолках проступили желто-бурые пятна, стены обшарпались и исчез запах ванили, который доносился из квартиры Нонны Алексеевны.

Дверь она открыла не сразу, было видно, что проснулась поздно.

В махровом халате, накинутом на ночную рубашку, Нонна Алексеевна выглядела необычно, не потому что потеряла свой шик и лоск, а потому что была пьяна.

На столике, рядом с большим креслом, я увидела разного рода бутылки спиртного, и это, похоже, было нормой каждого дня. Интересно, что кресло стояло спиной к роялю, звучание которого я помню до сих пор.

Когда – то это кресло было повернуто так, что можно было сидеть и слушать, как Нонна Алексеевна играет на рояле. Но сейчас крышка рояля была закрыта, а кресло вообще отвернулось от него.

Честно сказать, я не умею гостить, то есть навещать кого-то. Нет большей муки для меня садиться напротив человека и задавать вопросы, ответы на которые я уже знаю. Что я могла спросить у Нонны Алексеевны: "Как поживаете? Как здоровье? Как дела?". Ясно, что плохо. 

Так, о чем же говорить? Даже не присаживаясь на стульчик около её кресла, я пошла на кухню ставить чайник. Хорошо, что Нонне Алексеевне было не до моего выражения лица, потому что такую гору грязной посуды я в своей жизни не видела. Если бы пробежала мышь, по этой запущенной кухне, или вылезли бы тараканы, я бы не удивилась. Вернулась я в комнату уже полностью совладев с шоком, который меня охватил. Лихорадочно думая, с чего начать, понимала, что надо найти нужную тональность и тон разговора!

Жалеть, плакать вместе с ней, у меня настроения не было. Не понимая ещё почему и зачем, я стала поднимать с пола разбросанные книги, журналы, диванные подушки, обувь и одежду:

- Вы не представляете, Нонна Алексеевна, какие сейчас ученики пошли. Это ужас! Лень матушка! Ничего дома не делают. Думают, что я за них буду программы к академическому концерту выучивать.

Нонна Алексеевна смотрела куда – то в пол, и не было понятно, слышит ли она меня, и вообще понимает ли то, о чем я говорю.

- Вы думаете, что сегодняшние ученики такие, какими были мы? – продолжала я разговаривать, составляя бутылки в бар – Нет, Нонна Алексеевна, эти времена прошли.

Пытаясь привести этот хаос в какой-то порядок, я не закрывала рот:

- Раньше был конкурс на вступительных экзаменах, а сейчас мы учим всех подряд, и даже тех, кому учиться музыке противопоказано.

Я специально гремела грязной посудой на кухне, решив сначала замочить её в большом тазу. Под аккомпанемент моего шума и разговора, не произнеся ни одного слова, Нонна Алексеевна задремала. Но я не дала ей спать в кресле, а подняла и под руки уверенно проводила в спальню. Она утонула в пышных подушках, и я наполовину прикрыла шторами большое окно - солнечные лучи светили, как ни в чем не бывало. С тумбочки я убрала все лекарства, они лежали без упаковок, и вообще не понятно было: как их можно принимать в таком количестве и беспорядке?

Проснулась Нонна Алексеевна поздно вечером и надолго скрылась в ванной. Она не удивилась, что всё прибрано и собрано, как надо. А я заметила, конечно, что она оделась и причесалась. Села в кухне около батареи и подняла на меня глаза:

- Танечка! Меня все оставили! – сказала Нонна Алексеевна и посмотрела через дверь кухни на стену в комнате, где кроме множества фотографий, висели самого разного рода грамоты, награды и благодарственные письма.

Я увидела не цвет её глаз, а расцветку: на зеленом фоне черные точечки с желтой окантовкой. Моё лицо расплылось в улыбке, но она повторила уже страшным и грозным голосом:

- Таня… они все меня оставили!

- Кто оставил? Кого оставили? – я опять ушла в свой тон, в котором рассказывала о трудных учениках сегодняшнего времени.

- Мама умерла….  Моя мамочка… умерла.

Эх, сюда бы кинокамеру! Не потому что Нонна Алексеевна играла и притворялась, или что-то драматизировала, а просто показать актрисам, что такое немолодая женщина. Всё у неё было! Понимаете? Молодость, красота, сынишка, мама любимая и родная. Ради них можно было жить и работать.

 - Ты знаешь, Танюш, она даже не пожаловалась ни разу. Легла днем отдыхать и не проснулась…

- Дивная у вас была мама, светлая ей память! – я не могла присоединиться к её душевному состоянию, потому что это невыносимо больно. Кто – то один должен всегда оставаться без боли в сердце, чтобы помочь тому, кто страдает.

- А он… Ты знаешь, что он мне сказал? – ясно, что в мужском роде говорилось только о сыне, мужа у Нонны Алексеевны не было никогда.

- Нонна Алексеевна, с сыном у Вас есть только два варианта отношений.

- Два? Варианта? – такой растерянности во взгляде я не встречала ещё никогда.

- Только два варианта! – я решила не жалеть её, да и причин для этого не было. – Или Ваш сын любит жену, и не любит Вас, в смысле не нуждается в Вас – это первый вариант. Или он любит Вас, но не любит свою жену и своего ребенка. Выбирайте! – сказала я и руками изобразила весы.

Умные и печальные глаза Нонны Алексеевны смотрели на меня:

- Таня, а третьего варианта нет?

- Может быть и есть. Но если взрослые дети отдаляются от родителей, уходя в свою семью, надо пожелать им счастья и здоровья.

- А мне - то что делать? Я вложила в него всю свою жизнь!

- Как что делать, Нонна Алексеевна!? Жить!

- Как, Таня? Как жить, когда они все меня бросили – Нонна Алексеевна поискала что-то глазами на кухне, а потом встала и направилась к серванту. Но бар со спиртным я закрыла, а ключ спрятала в вазочку на верхней полке.

Даже не спросив, что и почему, Нонна Алексеевна вернулась с таким видом, что забыла зачем выходила из кухни.

- Ладно! Путь будут все счастливы… - произнесла она обреченным голосом – Пусть!

Мне стало неприятно, и она это почувствовала. Разве так желают счастья людям?

- Мы женщины, Нонна Алексеевна. Жизнь нашим детям дали мы, женщины. Мечта любой матери – родить здорового и нормального ребенка. А вот когда дети вырастают, мы не хотим понять, что женитьба сына – это норма. Когда мы узнаем, что родился здоровый и нормальный мальчик, радуемся. А когда узнаем, что наш сын стал мужчиной, то есть полюбил женщину, завел семью, родил своих детей, тут мы впадаем в тоску и в печаль.

- Как – то всё навалилось сразу… - Нонна Алексеевна не хотела расставаться со своей депрессией – Я уже два месяца на больничном.

- Это не страшно! Вы же не робот.

- Потерялся смысл жизни, Таня.

Я понимала, что она не привыкла жить без родных. Кто спорит? Одиночество – это трагедия.

- Нонна Алексеевна, то что вы чувствуете сегодня, совсем не значит, что будет завтра. Всё меняется.

- Всё меняется, но не в лучшую сторону.

- Есть вещи, которые действительно от нас не зависят, но очень многое зависит от нас.

- Я безнадежный случай, Таня. С мужчиной у меня не сложилось, я оказалась никудышная жена. Сын, как чужой… Трубку телефонную не берет.

- Это всё прошлое – сказала я уверенно – А надо думать, что дальше.

- Что думать? Меня на педсовете прорабатывали…  - Нонна Алексеевна опять стала глазами искать бутылку со спиртным, но я уже приготовила оладьи и разливала чай в большие чашки. 

"Скорее всего, в нетрезвом состоянии пришла на работу" – подумала я.

- Пришло время подумать не о работе. Сколько отдано Вами ей сил! Хватит!!! Вы полностью лишились жизненной энергии.

- Все силы отдала, Таня – согласилась Нонна Алексеевна.

- Вот именно! Нас так воспитали – не семья, не отдых, не хобби, а работа, и только работа.

- Профессия держит нас в форме…

- Согласна! Но нельзя забывать, что профессия преподавателя очень часто приводит к умственному помешательству – почему-то я сделала такой поворот, и мы засмеялись.

- Танюш, откуда в тебе этот оптимизм? – Нонна Алексеевна согрела меня своим знаменитым добрым взглядом.

- Как откуда? От Вас! Я впитывала абсолютно все: Ваши повадки, варианты поведения. Я и сейчас восхищаюсь Вами. Но не понимаю….

- Что не понимаешь?

 Я глубоко вздохнула:

- Нонна Алексеевна, я замужем уже десять лет. У меня есть дочка третьеклассница. А у нас нет квартиры. У нас нет квартиры в подвале или на чердаке. Нам негде жить. Мы ютимся то у моих родителей, то у родителей мужа. Но они больные люди. У отца моего мужа открытая форма туберкулеза. И мы живем с ребенком в квартире с туберкулезным больным… Если Бог смилостивится, и мы получим квартирку, о которой мечтаем, то никаких проблем у нас не будет никогда в жизни. Понимаете?

Нонна Алексеевна молчала. Мне кажется, что она в тот момент начала возвращаться к реальности.

- Да, Вы вернулись с похорон Вашей мамы. Но Вы вернулись к себе домой. Да, всё верно, боль нестерпимая, когда предает единственный сын! Но Вы остаетесь в своем доме. Вам трудно понять зачем женщине её собственный дом. А Дом – это остров, на котором женщина полная хозяйка. Вы не были хозяйкой никогда в своем доме. Вы были дочкой пятьдесят лет. Вы были мамой. А сейчас пришло время быть просто женщиной.

- Старухой!!! – раздраженно крякнула Нонна Алексеевна и губы её скривились в горькой усмешке.

- Можно сказать "старуха", а можно сказать "пожилая женщина" – ответила я ей и улыбнулась – Почему Вы не разрешали калечить произведения Моцарта или Грига? Жизнь, как и искусство, имеет свои периоды, жанры и стили. Мы можем быть грустны и печальны, а можем быть умны и мудры, мы можем радоваться и смеяться, плакать и отчаиваться, нам можно разочаровываться и горевать. Жизнь – это палитра! Мы выбираем краски нашего настроения, состояния.

- Ох, как ты красиво говоришь! – искренне восхитилась Нонна Алексеевна.

- А сейчас я скажу не красиво. Уж простите! – Я убрала свой тон, который помог мне вывести её из состояния прострации, и заговорила своим нормальным голосом взрослого человека -  Вы, Нонна Алексеевна, беситесь с жиру. И если Вы мне сейчас не поверите, то я (уж поверьте мне!) сделаю всё, чтобы забыть Ваше имя.

В прихожей она меня обняла.

Уже в трамвае я сказала себе: "Если она не интересовалась ключом от закрытого бара со спиртным, то не всё ещё потеряно".

Назавтра я позвонила ей и сказала, что очень хочу, чтобы моя дочка училась у неё музыке. Нонна Алексеевна молчала в трубку долго, но не посмела мне отказать. На первый урок мой ребенок явился с подружками по подъезду. Нонна Алексеевна, словно начинающий преподаватель, искала слова, вспоминала что – то из той жизни, когда она была другая. Но дети спасли урок своей непосредственностью и очарованием. Промахи и растерянность Нонны Алексеевны постепенно исчезали.

Частные уроки музыки моей дочери дали мне право появляться в доме Нонны Алексеевны каждую неделю. Я обзвонила её коллег и просила не сразу, а постепенно и очень осторожно, навещать Нонну Алексеевну, приглашать на концерты учеников. Директор училища тоже оказался человеком: Нонна Алексеевна согласилась на ставку библиотекаря в нотном зале, которую он ей предложил.

Через несколько месяцев я увидела на ней красивый шарф, её глаза принимали оттенки новых красок. Когда мы отмечали День Рождения Нонны Алексеевны, стол украшал ею испеченный торт, и её сыну было приятно пить чай из бабушкиного сервиза.

Дорога к озеру по-весеннему красивая, несмотря на серпантин, с которым я справляюсь, но не с легкостью. Встречные машины тоже осторожничают, а по-другому и не получится на этой извилистой дороге. Мы решили с моей подругой выехать из дома – слишком уж погода привлекательная. С наступлением тепла трава сразу же приобретает какой-то невообразимый зеленый цвет, отдельные цветочки своей скромностью украшают горный ландшафт. Летом всё пожелтеет и высохнет, вернее выгорит, а пока самое время увидеть наши края во всей красе.

Зима у нас не очень-то настоящая – всего на месяц температура опустилась ниже +10, но мы кутаемся в шарфы и кофты, греемся около каминов, а днем выходим на солнышко и признаемся друг другу, что зима – это невыносимое испытание.

- Таня, ты летом всем надоела своими жалобами на жару! А сейчас хнычешь, что тебе холодно – Света согласилась поехать в рыбный ресторан на берегу озера, и я ей благодарна очень.

- Это старость, Светочка – сказала я серьёзно – Самая настоящая старость!

- А ты что в молодые годы переносила погодные испытания легче?

- Света, это была молодость. Я была здорова и энергична. А несколько лет назад, очень ясно дал о себе знать возраст.

- Наверное, я бестолковая, но о старости не думаю и не боюсь её. Совсем не потому, что я молодая и здоровая, спортивная м сексуальная. Нет! Это не про меня, – сказала Света - старости я совсем не боюсь, потому что очень часто чувствовала себя старухой в молодые годы. В самом расцвете сил, вдруг опускались плечи, отсутствие сил и энергии, полный тупик.

Мы нашли небольшой ресторан с верандой на берегу единственного в нашей стране пресного озера. Летом здесь невыносимая жара, а сейчас, в феврале, блаженство.

Мы расположились за столиком на открытой веранде и заказали рыбу с салатами, которые подадут в специальных тарелочках, напоминающих пиалки.

 – Когда мне было пять лет, я мечтала быть восемнадцатилетней – начала я рассказывать свою теорию, которую уже проверила на практике. - Если человек не видит себя в перспективе, то он не может добиться в жизни успехов, воплощения и исполнения планов – продолжила я.

- Ну ты даешь! Как это пятилетняя девочка может представить себя девушкой? – удивилась Света

- Очень даже может представить. В пять лет девочка уже примеривает мамины туфли на каблуках, красит губы помадой… Это она уже создает свой образ для будущего.

- Ну а потом, когда ребенок превратился во взрослого человека, тоже нужно думать о себе: какой ты будешь в будущем? – спросил Света

- Конечно! В двадцать лет мы мечтаем создать семью, иметь детей. И это ещё не всё! Мы видим себя через двадцать лет.

- То есть, ты хочешь сказать, что в двадцать лет ты планировала какой ты станешь в сорокалетнем возрасте.

- Очень отчетливо я представляла себя в своей профессии, в семье…

- Ну и что ты представляла в своём воображении? – Света насмешливо смотрела на меня

- Я в молодости уже решила, что семейных ссор у меня в доме не будет.

- Как это? Так не бывает! Все ссорятся. И ты прожила жизнь без ссор?

- Нет, Света. Мне не удалось выполнить это обещание в молодости. Но я всегда хотела, чтобы дети жили не в семейных скандалах.

- А потом после сорока что ты представляла?

- Я представляла долгую профессиональную жизнь.

- И это тебе удалось. – Света знает, как я работаю всю жизнь

- А сейчас, Света, я не вижу своего будущего. Вернее, боюсь заглядывать. Что меня ждет? Инсульт, инфаркт, рак, маразм?

- Ну почему сразу рак, маразм? – Света не собиралась присоединятся к моему пессимизму.

- А что ещё может поджидать нас в старости?

- Посмотри вокруг, Таня! Ты путешествуешь, встречаешься с друзьями, читаешь книги…

- Это уже почти в прошлом. А дальше что?

- А дальше? – Света задумалась и не торопилась с ответом – А дальше, Дом пожилой женщины.

- "Дом пожилой женщины"? Это звучит, как сценарий, как название картины… Об этом можно подумать.

- Это можно планировать! – обрадовалась Света

- Об этом можно мечтать! – подхватила я.

- Конечно! Если задаться целью и сосредоточиться не на себе, а на образе жизни, то можно строить перспективу, как ты говоришь – Света любит всякие проекты.

Нам принесли рыбу с соусами и приправами. В ресторане много туристов, но нам никто не мешает. Страна у нас маленькая, меньше не бывает, но ощущение такое, что всё и везде просторно.

Мы прервали наш разговор о "Доме пожилого человека", потому что сразу несколько официантов ухаживали за нами.  Света, в таких случаях, говорит: "Гулять так гулять!", когда видит красиво сервированный стол, но сейчас она уже погружена в ту тему, которую мы подняли с ней и видно было, что ей интересно.

- Я вот сейчас вспомнила об одной очень интересной истории, которая многое объясняет – Света всегда смотрит в сторону горизонта, когда начинает что-то рассказывать. Она, как художница, видит свой рассказ и рисует его, только не красками или карандашами, а словами. В этот момент я становлюсь свидетельницей уникального явления – картина чьей-то жизни появляется перед глазами, и не надо никаких кинотеатров, музеев или галерей.

- Друг моего приятеля ушел от своей жены – начала Света одну из своих уникальных историй – В тот момент, когда он снял квартирку и начал упаковывать книги, компьютер, многочисленные пластинки и диски, ему было 75 лет.

- Что? – вскрикнула я – Он оставил семью в 75 лет? Идиот!

- Я точно так же среагировала, когда мой приятель рассказал, что помогает своему другу прибить полки, расставить мебель и книги в новом жилище, которое они ему подыскали.

- Но он прожил долгую жизнь с женщиной и оставил её? – хотела понять я.

- Он прожил долгую супружескую жизнь, дети его уже имели внуков, а он собрал свои вещи и ушел…

- В одиночество! Зачем он это сделал?

- Не зачем, а почему – поправила меня Света. – Его жена кричала на него всю жизнь. Ей все равно было есть люди в доме или нет, на улице, в магазине – она отчитывала его, как маленького мальчика. Он так и сказал: "Поживу напоследок без её крика!"

- Вот это да… - удивилась я – Но в этом возрасте мужчины беспомощны: болезни, питание, забота женщины – это необходимость!

- Слово в слово, Таня, я произнесла этот же текст своему приятелю и попросила его не помогать, не вмешивать, чтобы этот пожилой человек понял, что без семьи ему оставаться нельзя. Но ничего не помогло! Он ушел, и его дети не смогли помирить своих старых родителей.

- Придурок! Исковеркал жизнь женщине и себе…

- Не торопись с выводами, у этой истории есть продолжение. Очень скоро у него в этой съемной квартирке, точнее сказать комнатке, стали собираться друзья – он любил играть в шахматы, и вместо того, чтобы сидеть под палящим солнцем на улице, его приятели по шахматам приходили к нему в гости. И это ещё не всё! Он владелец уникальной библиотеки и фонотеки: всю жизнь собирал записи великих музыкантов и разбирается в музыке получше профессионалов.

- А кто он по профессии?

- Не знаю, Таня. Могу спросить, по – моему технарь, но не музыкант – это точно. Так вот, в течение нескольких месяцев, кроме шахматистов, у него дома организовался клуб любителей музыки.

- Клуб любителей музыки?

- Именно! На эти вечера стали приходить профессионалы музыканты. Они слушают одно какое-то произведение в исполнении разных музыкантов, а потом беседуют, анализируют, делятся впечатлениями.

- А его жена в это время плачет от одиночества… - как-то не могла я радоваться за этого беглого мужа, хоть и понятно стало, что человек он незаурядный.

- Жена его, кроме того, что общается с их детьми и внуками, приходит к нему в гости.

- Серьёзно! – я обалдела

- Ещё как серьёзно! Те, кто знает его сегодня, рассказывают не только об уникально интересных встречах в его доме, сколько о шикарных тефтелях в соусе, которые он подает гостям.

- В 75 лет он начала готовить еду?

- Да нет, Таня! Он готовил еду всю жизнь. Его жена не любила кухню, настолько не терпела гостей, что каждый раз, когда кто-то заходил, она поднимала скандал и он от стыда не знал куда деться.

Вот так только Света умеет "нарисовать" все детали в своём рассказе – перед моими глазами был человек, который умеет погладить себе рубашку и брюки, разбирается в винах и сырах, умеет приготовить и подать на стол тефтели в соусе и гостеприимностью согреть своих сверстников или людей моложе себя.

Мы со Светой вышли из ресторана и пошли по набережной вдоль озера.

Можно было вспоминать и вспоминать людей, которые в преклонном возрасте, не расставались со своими хобби, со своими привычками и правилами, сохраняя в жизни особый вкус и аромат.

- А как же старческие болезни? Альцгеймера, склероз, маразм? – уже в машине я задала этот вопрос, который вернул нас в реальное положение вещей.

- Ты знаешь, Танюша, у меня остались в памяти слова Мичурина….

- Какого Мичурина? Садовода?

- Да, слова потомственного садовода, который оставил миру массу новых сортов яблок и других фруктов. Остались у меня в памяти на всю жизнь его слова: "Человек умирает от самоотравления!"

- Об этом не только Мичурин говорил.

- Действительно, не Мичурину принадлежит это открытие. Но именно в его статьях мне запомнился этот вывод: не захламлять организм перееданием, куревом, алкоголем, заниматься физической нагрузкой, следить за обменом веществ.

- А старческий характер? Слабоумие? Этого все боятся.

- Слабоумия надо бояться с раннего возраста. Чтобы в старости не быть слабоумным, надо с молодости заниматься образованием в самом широком смысле этого слова.

- Ты знаешь, Света, я встречаю сейчас людей, которые получили широкое образование, но их высказывания, манера спорить говорит о явном слабоумии.

Света засмеялась:

- Люди не понимают, что всё, что мы учим сегодня, завтра уже устаревает.

- И в медицине, и в психологии? – спросила я

- В первую очередь в медицине и в психологии.

- Ну что, например, изменилось в психологии человека?

- Всё изменилось, Таня. Ещё 30 лет тому назад считалось, человек должен быть скромным. Сегодня скромность может погубить каждого из нас!!!

- Погубить? Каким образом?

-  Человек может не получить работу, его может затюкать жена, он может стать мишенью для насмешек своих друзей и приятелей.

- А что же делать, если человек скромный?

- Не быть скромным!  - у Светы всегда всё просто и понятно. – Нужно учить уже в школе детей умению отстаивать свои принципы.

- Согласна с тобой! Этому можно научить.

- Можно и нужно научить детей излагать своё мнение, уметь принимать возражения, спорить, не обижая никого, но в то же время взять себе право голоса. Это жизненно необходимые качества, которые надо приобрести и сохранить на всю жизнь.

Мы подъехали к дому.

- Столько работы меня ждет! – Сказала Света – Но я так рада, что мы выбрались из дома и провели вместе эти полдня.

Полдня отдыха. Перед глазами остались горы, покрытые зеленью, как всегда в феврале. Солнышко просто порадовало нас сегодня. А наши беседы со Светой – это самая настоящая пища для размышлений.

Первое февраля я бы праздновала, как День Надежды. Всякие праздники есть, но Дня Надежды нет. А я очень люблю Первое февраля.

Зима уже позади. Потому что февраль – это не ноябрь, когда впереди ещё снежные бури и холодные ливни, и ветер, который сбивает с ног. Конечно и в феврале ещё не конец зимы, но и не начало. Уже можно мечтать о весне. А это самое главное! Уже можно в розовом рассвете увидеть первые намеки на тепло, на день, который принесет радость, а не печали и страх.

В феврале появляется первая зелень, и мы рады опять узнать, что жизнь на Земле продолжается.

Люди придумали деньги – и страдают из-за них, так, что весь мир трясет от страха из-за этих страданий.

Люди придумали оружие – и не знают куда его девать. Уже нет столько врагов, сколько есть оружия. Куда его девать, если не будет врагов? Вот уже и начали убивать своих. Зачем столько оружия? А его всё производят и производят, и производят. Те, кто производят и создают оружие, не знают, что производят они оружие против своих детей? Против наших детей?

Люди придумали любовь. Отношения мужчины и женщины – это Чудо чувств от которого рождаются дети, засунули в рамки, которые похожи на клетки. В этих клетках кривляющиеся женщины, которые разукрасили себя, как папуаски, одели бельё, которое железками и веревками впивается в тело, а тело высушили диетами так, что лицо исчезло совсем – остались только злые глаза.

Ради этой любви, которую придумали люди, и назвали её сексом, ложатся на операционный стол, чтобы отдать свое тело на растерзание. И всё это ради любви?

Всегда Первого февраля у меня появляется Надежда, что этот кошмар закончится. Скоро мы увидим красивые поляны, с цветами, которые уже готовятся нас порадовать. Есть люди, которые слышат Землю. Приложат ухо к Земле и слушают её. Скоро дачники начнут готовить рассаду. Дети будут играть с друзьями на улице, и холод не загонит их домой.

В мире есть столько ресурсов, чтобы построить жизнь, в которой всем найдется место. В День Надежды мы верим, что разум проснется, озарит всех людей на нашей планете простыми решениями в сложных конфликтах.

Что делить? Зачем? К чему это приводит? Пусть Первое февраля будет Днём Надежды!

Девичья гордость

Это были семидесятые годы. Мы уже понимали, что жизнь меняется и не в лучшую сторону, но ещё не представляли себе какие перемены и трагедии нас ожидают. А пока всё это не наступило и не обрушилось на нас, мы жили по – прежнему: работали, экономили деньги, праздновали седьмое ноября и первое мая, а в Новый год наряжали ёлку и лепили пельмени.

Я всегда, кроме того, что работала, ещё и подрабатывала. Концертмейстерская специальность давала мне возможность сводить концы с концами. Годами я аккомпанировала хору, всегда числилась концертмейстером в театре "Оперы и балета", но основная занятость была в музыкальном училище, где кроме меня трудились ещё пианисты, буквально на всех отделениях – от струнного до духового.

В те времена, отношения между людьми не имели дистанции. На работу мы приходили не как роботы, а могли искренне делиться и радостью, и шутками, и печалями. Можно было смело рассказать о проблемах с детьми или с мужем, о начальнике, который придирается, о деньгах, которых не хватает никогда. Среди нас не было стукачей, завистников и поэтому мы все чувствовали себя уверенно во всех отношениях. Мы, концертмейстеры, разные по характеру, но возраст был у всех, примерно, один и тот же. Социальное положение тоже не очень-то отличало нас друг от друга, т.е. если у кого-то не было блузки на выступление или туфель, чтобы выйти на сцену, никто этому не удивлялся и делились друг с другом всем, чем только могли.

Была среди нас выпускница одесской консерватории, умница Нина – она вышла замуж и оказалась в нашем уральском городе. Очень скромная на вид женщина, профессионал высшего класса. Нина преображалась, когда работала со студентами. Я даже помню её выражение лица и глаз – нужно самое настоящее мужество в характере, чтобы справиться с трудным текстом выпускных программ, которые исполняли студенты струнного, вокального и духового отделения.

Была группа моих подружек по студенческим годам – нас оставили в училище по распределению. Мы так и держались вместе. Отношения наши были не просто дружескими, но ещё и теплыми: поддержка, готовность помочь, заменить, если требовалось, – это редкие качества, но мы считали их нормой.

Запомнилась и Оля Эмина из Иркутска. Заканчивала она консерваторию уже в нашем городе, а потом вышла замуж за Мишу, он после авиационного института работал где-то по своей профессии и всегда был окружен друзьями, которые обязательно сидели за столом, приглашенные на все, без исключения, праздники.

Как вмещала крошечная хрущевская квартирка Эминых такое количество людей – это до сих пор остается вопросом для меня. Никогда наша компания не собиралась у меня в доме, потому что мы жили с моими родителями, и честно скажу, наша семья не была гостеприимной, не потому что мы были скупыми или плохими людьми, просто отношения были натянутыми – каждый, кто заходил к нам в дом, это чувствовал. Нина жила в семейном общежитии – это одна комнатка, она же кухня, она же спальня.

Оля Эмина была сильнее всех. Во-первых, у неё был такой характер лидера, как сейчас говорят, во-вторых у них с Мишей было уже двое сыновей, а в-третьих, у неё не было родителей. Не смогу рассказать о ней больше, потому что ничего не знаю – она рассказывала только о бабушке, которая её вырастила и воспитала. 

Вполне возможно, что Оля училась в интернате, но я не уверена в этом, просто характер у неё был такой детдомовский, хотя можно было смело её осанку и манеру поведения назвать королевской: высокая (почти два метра, но муж Миша, был ещё выше её), совсем не худая брюнетка, с короткой непослушной стрижкой. Носила Оля только парчовые платья. У неё были платья новые из парчи, которые она берегла для выступлений, а были старые, которые она не выбрасывала, а носила на работу. Платья эти сидели на ней, как на корове седло, но я не помню её в другой одежде.

 Как-то она принесла мне починить несколько её платьев – что-то застрочить, что – то расширить в объеме, что-то подкоротить. Уже дома, развернув сверток с этими парчовым платьями, я поняла, что эти одежды никто никогда не стирал… Не могу сказать, что это было – или синтетика или натуральные ткани, но вполне возможно, что после стирки они бы деформировались, поэтому я тоже не решилась окунуть их в мыльную пену, а потом хорошо выполоскать. Прежде чем приступать к ремонту этих изделий, надо было их распороть. Никогда этого не забуду! Я справилась только с одним платьем, а остальные вернула удивленной Оле:

- Не справилась – сказала я, и в какой-то мере это было правдой. Концертмейстерский пот плюс резкий запах духов, которые поднимут мертвого из гроба.

Правда я набралась смелости и посоветовала Оле не носить эти ткани каждый день:

- Оля, одежда должна дышать. Понимаешь? – сказала я внятно, как будто Оля была иностранкой и не понимала русский язык – Это ткань не каждодневная!

У Оли на все случаи жизни было своё выражение лица и взгляд. Она непонимающе смотрела на меня, но через несколько секунд прищурила глаза и заподозрила, что я просто поленилась возиться с её "замечательными" платьями. Я поняла, что разговор бесполезен. 
Все привыкли, что Оля одевается в эти парчовые платья, которые к её черным сапогам ну никак не шли. Никто не догадывался, что эти платья никто не стирал никогда, но все знали Олин запах…

Как концертмейстеру Оле Эминой не было равных – её большие неуклюжие руки, превращались в крылья красивой птицы. Она была с большим концертмейстерским талантом, работала со студентами тщательно и вдохновенно, получала призы самого разного рода, и её довольно непростой характер, помогал всем быть в активной форме и не расслабляться.

Оля имела свои понятия в жизни, опиралась на них, и состояние растерянности, лени, слабости, просто не понимала.

Как-то на новогодний вечер все лепили пельмени. Договорились специально приехать к Оле, в первой половине дня, и лепить вместе сотни пельменей на вечер, вернее на новогоднюю ночь. Я же с мужем явилась сразу к праздничному столу. Конечно, у меня была причина не участвовать в подготовке к новогоднему столу, но Олю это не интересовало. В своей шутливо-ироничной манере, она при всех ответила на мои извинения:

- А кто не работает, тот не есть!

Я и не ела… В те времена придерживалась вегетарианства, только поэтому выдерживала атаки и приступы очень тяжелой астмы.  Никто не заметил, что я обиделась, компания была шумная, все понимали шутки, кроме меня, наверное. 

Гуляние длилось, как и положено, до утра, и я на всю жизнь запомнила нечеловеческую усталость. Мы, еле передвигая ноги в сугробах, добрались домой и заснули, как после тяжелого испытания на нервы и на здоровье. Груды еды, огромные банки с солеными огурцами и помидорами, салаты под шубой и без шубы, пельмени и торты, лимонады и рассолы, шампанское и водка, пиво и вино… всё это крутилось в моей голове, как страшный сон, который прерывался Олиным голосом: "А кто не работает, тот не ест!" Мне снилось, как меня обговаривают и обсуждают мои подружки и коллеги, когда они все лепили пельмени, а я нет. Ужас и кошмар – так начался этот новый тогда год.

После зимних каникул я вернулась на работу другим человеком. "Каким другим?" – спросите вы. "Чужим" – отвечу я. Именно так я себя почувствовала. 

С ранней юности у меня присутствует одно качество, над которым можно и посмеяться – я называю это качество: "девичья гордость". В самых разных ситуациях это моё качество просыпается, и я становлюсь чужая тем, кто причинил мне боль, как человеку и как женщине. Один только пример я вам дам, и вы поймете, что такое моя "девичья гордость".

Совсем недавно моя приятельница пожаловалась, что её взрослый сын очень грубо с ней разговаривает по телефону:

- Мама! Отстань! Ты звонишь каждый день! У меня всё нормально – не надоедай! Ты мне мешаешь, отрываешь от дел!!!

Что делать в таких случаях? С одной стороны – это хоть и взрослый, но ребенок. Ссориться, обижаться, заплакать, сделать замечание?

- А где твоя девичья гордость? – вдруг спросила я свою приятельницу.

Она в недоумении, как на ненормальную, посмотрела на меня и уже приготовилась смеяться.

- Представь, что это не твой сын, а посторонний мужчина – упрямо настаивала я на своём – как ты среагируешь на мужчину, который орет тебе в телефонную трубку: "Отстань! Надоела! Не мешай!"?

- Нет, ну тут всё понятно… - растерялась моя приятельница, которой также, как и мне, уже за шестьдесят.

- Что тебе понятно? – настаивала я

По выражению её лица я поняла, что у моей знакомой тоже есть своя "девичья гордость".

- Что не брать телефон? – растерянно спросила она

- Естественно!!! – надавила я на каждую букву этого слова – А как же ещё? Ты что хочешь, чтобы твой сын не узнал, что такое "девичья гордость"?

Мы засмеялись. Но, если серьёзно, парень очень быстро понял, что обидел мать, стал окольными путями искать возможности поговорить с ней, извиниться – звонил отцу и даже мне, волновался, что мама не берет телефон. Кстати я ему и сказала, что его мама женщина, и у неё есть своя "девичья гордость". Он тоже рассмеялся, но уверена, что задумался.

Так вот, возвращаясь к своему рассказу о Оле Эминой, я скажу, что на работу тогда, после зимних каникул, я пришла с проснувшейся "девичьей гордостью". Не знаю на что я обиделась, в принципе никто меня не обижал. Но этот кошмар в новогоднюю ночь воспринялся мною, как оскорбление: анекдоты пошлые с матом, стаканы водки, взмыленные люди, которые не танцевали, а прыгали, как козлы…  А мне все казалось безвкусным и бессмысленным.

На работе никто не заметил моего настроения. Сессия для заочников продолжалась, масса экзаменов, работа концертмейстеров и преподавателей такая, что никто голову не поднимал. Не было минуты перемолвиться словечком. Мой серьёзный настрой, после Нового года, был как раз в той атмосфере, в которой находились все. Груды нот, репетиции с раннего утра до позднего вечера. Кроме того, что надо было выучить программу из трудных произведений в классе, надо было ещё репетировать в большом зале, где проходили экзамены, чтобы подстроиться под акустику большого помещения с высоким потолком.

Я не строгая, к сожалению. Но все знают, что я зануда – пока не будет отшлифован трудный фрагмент, не отступлю.

И вот, когда напряжение от экзаменов спало, прихожу я на работу и вижу, что все сидят очень понурые и грустные, а в центре Оля Эмина только что закончила какой-то свой рассказ. Сама Оля на себя не похожа – серое осунувшееся лицо, опущенные плечи, кисти рук, как будто не знает куда деть. Её парчовое платье с пятнами на груди, совсем несуразное или точнее сказать дикое какое-то.

Я глазами спросила у присутствующих: "Что случилось?" Мне так же молча ответили, отмахнулись: "Потом! Не сейчас…"

Оля помолчала и продолжила охрипшим голосом:

- Не знаю, что мне делать после всего этого. Это конец всему! Я пашу день и ночь, стараюсь, из кожи вон лезу, а они в дом порнографические журналы приносят.

Я начала что-то понимать, а через пять минут картина была вообще ясна.

Оля нашла дома спрятанный порнографический журнал. Она единственная женщина в своей семье, все остальные мужчины, включая восьмидесятилетнего отца Миши и двух её сыновей, пяти и девяти лет. Не проводя выяснения кому принадлежит этот порнографический журнал, Оля за общим завтраком рявкнула:

- Ещё раз найду эту гадость, выгоню как собаку из дома!!!

Испугались все её мужики – дедушка схватился за сердце, Миша побледнел, мальчишки присмирели, явно не понимая, о чем идет речь.

На Олю накинулись все наши девчонки, так мы друг друга называли, хотя девчонками давно уже не были:

- Ты с ума сошла! Сейчас это нормальное явление! Подумаешь, нашла журнал с картинками! – все без исключения воспитывали Олю, рассказывали ей, что в каждом доме есть порнографические видеокассеты и все мужчины сегодня без порнографии не живут.  Оля беспомощно оглядывала всех таким безумным взглядом, как будто видела своих закадычных подружек впервые.

- А вообще-то Оля права – сказала я, несмотря на то, что уже месяц чувствовала себя чужой в своем рабочем коллективе.

- В чем это она права? – почти хором спросили меня все.

- Во всем она права – спокойно сказала я. – Порнография – это гадость, которая в доме, где растут дети, не должна быть.

- А если это её муж? – спросила Нина

- Пусть выбирает – ответила я за Олю – Что ему дороже: жена с требованиями и с принципами или порнография?

Как всегда, от моих высказываний все шарахаются. Но я уже к этому привыкла. Это спонтанное собрание закончилось, все стали расходиться по классам, только мы с Олей остались в узкой и неуютной комнате, которую можно было бы принять за раздевалку спортсменов, но два стареньких пианино, прижавшись в стене, напоминали нам, что это музыкальный класс.

Я села рядом с Олей и обняла её за плечи. Этот её запах от парчовых нестиранных платьев показался мне родным.

- Не волнуйся, Оленька! Ты сильная и мужественная женщина! Не все могут трахнуть по столу, поэтому в домах пьют, развратничают, женщин бьют и даже убивают. А ты растишь мальчишек. Кто оградит их души от чернухи?

Оля заплакала. Её широкая спина не помещалась в ткань этого парчового платья, которое расползалось по швам. Я вдруг увидела, как бедна эта женщина! У неё нет ни мамы, ни сестры, которая бы её поддержала, посоветовала.

- Прости меня, Танечка! Я вижу, что ты сторонишься меня. Грубость моя… Ненавижу себя!

Я гладила и согревала Олины руки.

- Ты не представляешь, как я устала. Слова доброго не слышу. С утра до вечера: "Принеси, подай, вымой, купи, свари!"  - Она не прекращала причитать, и я знала, что это не истерика,а  бунт на корабле.

Какое-то время я не перебивала её, пусть выговорится. А потом спросила:

- А в чем собственно проблема? Менять надо мужа, если он не подходит тебе.

Оля очумело посмотрела мне в глаза. Миша её – это был золото, а не муж.

- А что? – пожала я плечами – Мой первый муж тоже был идиот.

- Какой первый муж? – Оля знала меня со студенчества.

- Первый, Оля, тот который трепал мне нервы. Я с ним развелась в суде, полтора года жили врозь, а потом опять поженились.

- Иди ты!!! – Воскликнула Оля и я видела, что плечи её распрямились.

- Чего ты вдруг испугалась? – продолжила я – Ты кого слушаешь? Где это и когда это было нормой держать порнографические журналы в доме, где растут дети? У меня нет чувства юмора, ты знаешь, Оля: черное - это черное, а белое - это белое – поставила я точку в своем монологе, но добавила ещё – Облико морале!!!

Оля рассмеялась.

- Сколько ты зарабатываешь Оля? – спросила я

- Ну столько же, сколько и ты… - она уже не понимала куда я гну.

- Так вот, от слов к делу: теперь половину своей зарплаты ты тратишь на одежду себе! Поняла? Пальто новое, вязаные кофточки, жакеты, колготки, сапожки, туфельки, бельё! Порнографические журналы им!!! Ишь ты!!!– когда я разойдусь, остановить меня уже трудно.

Открылась дверь класса, и студент, который искал нас с Олей, робко спросил: будет ли сегодня репетиция?

- Вы что уже всё выучили, что пришли за концертмейстером!? – заорала я, как будто это он, этот студент, принес порнографический журнал в дом Оли – Можно один раз в жизни дать нам поговорить? Вы что сами не понимаете? Как дети маленькие…

- Тань, а ты что правда  пол зарплаты тратишь на себя? – спросила ошалевшая Оля.

- Пол зарплаты? Я трачу на себя всю зарплату! – соврала я, но это было не важно. Оля знала, как я экономлю, но сшить себе платьице, купить немецкое бельё, польскую пудру, цигейковую шубу на зиму – почему нет? Кто спасибо скажет за прислуживание каждому в отдельности и всем вместе взятым?

Мы вышли из здания. Гололед - это был только повод прижаться друг к другу. Мы гуляли по зимним улицам нашего города, планировали свою новую жизнь, мне хотелось, чтобы Оля Эмина осталось такой же сильной и талантливой, и чтобы дома её ценили и прислушивались к ней.

Историю эту я уже и забыла. Прошло много лет. С Олей Эминой мы иногда перезваниваемся, она живет в Америке, сыновья её уже женились. Она по-прежнему красавица.

А почему я о ней вспомнила? Сейчас объясню.

Посмотрела я вчера фильм "Левиафан" и подумала:

"Ах, если бы главная героиня, стукнула по столу поварешкой, да приструнила бы мужиков, а заодно и подружку, которая тоже пьет водку из стакана".

Почему считается примитивным потребовать от мужчин нормально обращаться с женщиной и относиться к ребенку с уважением?

Почему такое безволие? Кто делает женщину такой беспомощной и слабой?

Лет 20 -25 назад появилась возможность чуть ли не в каждом киоске купить, кроме водки и сигарет, порнографический журнал.

Мне тогда уже стало ясно, что это катастрофа. Я даже не имею ввиду поголовную импотенцию среди мужского населения, я не буду говорить о виагре, как о лекарстве, которое как бы помогает – не моего ума это дело.

Но я точно знаю, что за развратом и распущенностью, во все времена, начинались войны. Можно кричать на маму, можно порнографией увлекаться и развлекаться, всё можно… Но разве это не конец света? Света нашей души и сердца.

Мы содрогаемся от того, что в нашем цивилизованном мире всё – таки начались войны и грозят нам страшной реальностью. А где мы все были, когда выросло поколение, для которого нет ничего святого?