Женщина (глава -9)

В книге, где я могу и имею право рассказать всякие небылицы, но почему-то не хочу этого делать. Много историй я сочинила о нашем знакомстве. Фантазёрские аранжировки фактов помогали объяснить другим, как важна мне была эта встреча с первым  учителем музыки. Высокий, худой, седая шевелюра - весть облик его в длинном сером пальто говорил о строгости и серьёзности этого человека.

Я и не мечтала научиться играть на фортепьяно. Достаточен был процесс обучения, который преобразил меня. Упражнения и мелодии становились волшебной частью моей жизни. Да и сами ноты, из которых строились песенки и пьески были живыми. Они ждали меня, и это согревало моё сердечко. Любовь наша с музыкой была обоюдной – она доверялась мне. В руках, ещё неуклюжих и неловких, рождались мотивы, фразы, интервалы, созвучия.

В классе музыки Дома Культуры, я помню пианино с пожелтевшими и деформированными от времени клавишами. Извлекать звук на этом пианино было очень трудно, но учитель не делал никаких скидок, и мои обветренные шершавые пальцы должны были справляться с неудобной аппликатурой произведений для начинающих.

Дома на широкой полоске ватмана нарисовала чёрные и белые клавиши.

Занималась усердно и старательно. Мой учитель не догадывался, что у меня нет инструмента.

В семье моей все были музыкальными людьми. Папа пел множество арий и фрагментов из опер и музыкальных спектаклей, знал репертуар многих певцов. До войны мои родители жили в городе, где концертно – театральная жизнь была богатой и насыщенной. Кроме того мой дедушка, с которым я не встретилась из-за войны, был оркестровым музыкантом и дирижёром.

Гены моих родных не только музыкальные, но и характер – это богатство, которое мне оставили те, кто погибли от рук фашистов. Если вдуматься, поражает этот чудо подарок! Они, шагнувшие в бездну катастрофы, могли оставить мне только свои гены. И этот бесценный подарок мы раскрывали вместе с моим учителем. Два раза в неделю, я была по расписанию уроков последней ученицей в классе, где лампочка под высоким потолком освещала две фигуры – девочку, старательно выполняющую вечные, как мир, упражнения на фортепьяно и старого седого учителя. Худой, пожилой  человек, понимающий, что открывает мир необыкновенный и важный для всего человечества. Учитель музыки, немец… и еврейская девочка, потерявшая в Катастрофе всех родных, сидели рядом часами, и своими мелодиями возвращали жизнь на Земле.

Он терпеливо и тщательно объяснял каждый элемент нотного текста, и как – будто бы знал, что эта маленькая пианистка пронесет его уроки через всю жизнь и передаст сотням своих учеников.

Стиль преподавания, который я получила от своего первого в музыке учителя, станет моим стилем на 40 лет работы с учениками.

Привыкшая не утруждать себя уроками в общеобразовательной школе, я, столкнувшись с трудностями на первых же занятиях музыки, поняла,  что даже легкое упражнение требует моих усилий. Трудолюбие и аккуратность, тщательность и доскональность – новые качества моего характера рождались и формировались рядом с клавиатурой.

Были и слёзы. Как – то я горько расплакалась на уроке. И познакомилась с творческим страданием, когда желаемый результат ускользает, и найти его совсем не просто. Как добр и великодушен был мой учитель! Он приносил мне тоненькие книжечки о композиторах, и я понимала, что общая грамотность и кругозор необходимы даже такому начинающему музыканту, как я.

Через несколько месяцев мой учитель пригласил мою маму в класс, который запомнился мне, как маленький волшебный мир. Он беседовал с ней о моих успехах и проблемах. В памяти остались руки учителя, демонстрирующего правильную постановку пальцев на клавиатуре. А мама моя переспрашивала, задавала вопросы и своей рукой пыталась воспроизвести то, что объяснял ей учитель. Серьёзность моей мамы передалась и мне.

В памяти сфотографировался этот момент, как чрезвычайно важный. Руки моего учителя и руки моей мамы, которая старательно пыталась понять, как же нужно держать правильно руки на клавиатуре.

Вернувшись домой, мама сказала мне слова, определившие моё отношение к занятиям музыки: « Если ты не будешь заниматься для профессионального будущего, оставь занятия музыкой. Это настолько серьёзное дело, что музыкант – любитель, должен соответствовать требованиям профессиональным. Если ты думаешь играть, как говорят «для себя», не трать своё время и займись чем-нибудь другим».

Пианино появилось в нашем доме, как ещё одно волшебство. Денег у моих родителей не было никогда. Мы всегда жили так, что еда и одежда были на минимуме. И вдруг, пианино… Папа работал экономистом на заводе, считавшимся одним из крупных в стране, и получил в долг сумму баснословную по тем временам.

До того, как я начала заниматься в классе фортепиано, мой старший брат очень успешно изучал игру на духовых инструментах. Туба сменилась тромбоном, детский духовой оркестр, а потом и музыкальное училище – успехи моего брата повлияли и на мою музыкальную судьбу. Это он, мой старший брат, привёл в наш дом профессиональную музыку.

Покупка пианино происходила в Ижевске – на фабрике музыкальных инструментов им. П. И. Чайковского. Я вернулась со школы, и запах дерева, белизна клавиш, нарядно – концертный вид пианино заворожили меня. Растерявшись перед таким шикарным инструментом я попыталась по слуху подобрать мелодию из кинофильма «Путь к причалу», и ничего у меня не получилось.

Клавиши спорили со мной, и мелодия с дивными словами: «Если радость на всех одна - на всех и беда одна…» тоже не могла найти себе место и почему – то не получалась. Я не настаивала. Осторожно закрыла крышку своего пианино, и навсегда прекратила пытаться что-то быстренько подобрать и «сбацать». После этой неудачной попытки, поняла, что каждая песня, пьеса, произведение требуют внимания, исполнения по нотам грамотного и правильного, а не тяп- ляп.

Женщина (глава - 8)

Сразу же после этого урока, подаренного мне жизнью, в мою судьбу пришла музыка. Вернее я пошла ей навстречу. Она звала меня.

Напротив нашего дома, был большой Дом культуры -  он принадлежал  крупнейшему в стране заводу. Предприятие это было настолько успешным, что могло себе позволить подарить жителям маленького города прекрасный  Дом Культуры. Просторное здание с колоннами, с большими залами и комнатами, в которых работали кружки и студии.

Там проходили торжественные празднования и мы, дети с пионерскими галстуками, а ещё раньше со звёздочкой октябрёнка, шагали под звуки духового оркестра, поднимались на сцену, читали там стихи, отдавали рапорт и со знаменем под аплодисменты выходили из зала.

     

 Здание этого Дома культуры я знала, как свои пять пальцев – это был не только мой дом, но и всех послевоенных ребятишек. Танцевальный кружок и домоводство, художественная гимнастика  и шахматы. После осенней травли, которую я пережила, опять мне было не важно, как я одета или обута. Вернулся интерес к тому, что я любила делать.

По вечерам, несколько раз в неделю, в этом Доме Культуры собирался на репетиции большой хор.  Самодеятельный хор и участники его, заводчане, пели великолепно. Многоголосие завораживало. Я слушала их под открытым окном первого этажа, а когда стало холодно, заморосили дожди, зашла на репетицию и руководительница этого хора, разрешила мне сесть в альты, поняв, что я знаю все партии наизусть. Мой голос сливался с богатством музыкальной ткани песен, и казалось, что счастье повернулось ко мне лицом.

    

 Мне исполнилось 11 лет, а все участники хора были взрослые люди. «Сын полка» - так меня называли. В альтах, рядом со мной, сидела молодая небольшого роста женщина, в красивой белой блузке, всегда с укладочкой и показывала мне, как нужно петь по нотам. Она вела нашу альтовую партию, и краешком глаза улыбалась мне или нашему с ней созвучию. Тепло и любовь этого хора я уносила с репетиций, и атмосфера, созданная этим музыкальным коллективом, стала фоном моей жизни.

           

 С этим хором я путешествовала по городам и сёлам. Автобус по ночным разбитым дорогам, переодевания в гримёрных, распевки перед выступлениями. Пошив специальной концертной одежды. Музыка Шуберта и Баха, русские народные песни и, конечно, патриотические, написанные специально для таких хоров, как наш. Смысл этих революционных песен был фоном строительства социалистического будущего... и в сталинских лагерях тоже.

Женщина (глава - 7)

  

На следующий день их уже не было в моей жизни. Я больше не помнила лиц и имён этих новеньких одноклассниц. Они как- будто исчезли навсегда.

   

 Спустя много лет, я узнала, что одна из трёх этих девочек, родила ребёночка от нашего же одноклассника, и он её бросил, не женился на ней.

Странно было слышать, что её судьба не сложилась... А как же этот уверенный её вид? Кто посмел сразиться с  презрением её тёмно-синих глаз? Кто-то посмел не выполнить её желание или приказание? Смелее нас только наша судьба. Она вольна делать с нами всё, что захочет.

Через 10 лет, я встречусь с одной из них. Тогда в детстве, только однажды я была у неё дома. Поразила мебель из красного особого дерева. Я не пишу об уюте -  ковры не только на стенах, но и на полу. Мама ласковая, и сама моя одноклассница у себя в доме выглядела добрее. Её отец был военным, и странно было видеть его дома, с теплой шалью на плечах, которую заботливо накинула его жена.

Уже в двадцатилетнем возрасте эта в прошлом моя одноклассница будет проездом в нашем городе, и по телефону попросит меня приехать на вокзал. За столиком вокзального кафе, она расскажет мне, что её преследует эта история в парке.  Она откроет мне план «Барбаросса», который должен был повеселить их в тот страшный для меня вечер. А я буду смотреть на неё, улыбаться глазами и скажу, что не помню ничего...

Дома меня уже ждала двухлетняя дочь, муж студент медицинского института, и  хотелось, чтобы она побыстрее закончила свою исповедь, потому что не понять ей было и раньше и теперь, что мир моих новых подруг и друзей, оставил все эти события, как щепки от корабля  разбитого детства, на берегу давно мной оставленного острова смятения ...

   

На завтра у меня должна была быть последняя репетиция перед госэкзаменом – я уже работала концертмейстером у духовиков и у оркестровых дирижёров - читала партитуры, и чтобы быть в форме, необходимо было заниматься день и ночь.      Она скажет мне, что я красавица и  очень похожа на Элизабет Тейлор.

Мы рассмеёмся и обнимемся. Оглянувшись, увижу, что она смотрит мне вслед - встретимся глазами и навсегда запомним друг друга.

Женщина (глава - 6)

И вот как-то на уроке я получила записку: «Приходи в парк в 19.00» и подписи...

Мысль глупая, но выдавшая причину моего влечения к этим девчонкам была такой: «Наша взяла!»  Я победила – барабаны стучали в моём маленьком, но тщеславном сердце.

   

 Конечно, я пришла раньше, назначенного в записке времени. Бродила около главных ворот, единственного в нашем городке парка, и почему-то было прекрасное настроение. Мне представлялось, что сейчас мы все соберёмся, будем бродить по аллеям, может  быть прокатимся на каруселях, или сдвинем скамейки и будем болтать - столько интересного можно рассказать друг другу... И самое главное, рухнет эта стена отчуждения и высокомерия!

Темнело. Часы при входе показывали сначала 19.15,а потом и 20.00 ... Недоумение и тревога подошли близко, но слабенькая надежда не давала мне уйти домой. По-прежнему я не хотела соглашаться, что кроме добра, на свете есть зло, кроме правды – ложь. В оцепенении, сжавшись от холода и обиды, стояла я и уже просто тупо и упрямо не уходила.                

 Вдруг из-за кустов, недалеко от меня, услышала хихиканье. Вне сомнения, это были их голоса. Я побежала, забыв о том, что меня заставили так долго ждать. Но хихиканье доносилось уже с противоположной стороны аллеи – я ринулась в темноту... Они начали меня мотать, увлекая в глубину парка.

Бегала я, как затравленный зверёк. Хохот доносился то позади меня, то впереди, то вдалеке, то близко... я падала, поднималась и бежала, уже не понимая куда, утирая слезы. Боль, поцарапанных о кусты рук и разбитых от падений коленок, чувствую до сих пор. Боль предательства – невыносимая боль!

       

Наконец я остановилась... Как вкопанная. Мне не оставалось ничего – только понять, что жестокость ищет глупых. И глупая – это я. Не оглядываясь, пошла к выходу из парка. Они почувствовали по моей спине, что «концерт закончен» и время их вышло. Я была сыта по горло! У меня не было ни одного вопроса. Всё было ясно. Они шли рядом со мной, их лица приобрели человеческое выражение.

Они были напуганы, растеряны и огорчены. «Тань! Ты что? Ну, пошутили мы? Ты что шуток не понимаешь?» Не утирая слёз, я уходила из этой истории, унося с собой самый ценный урок на всю жизнь – не смей предлагать себя!!!!

          

Засыпала я, опухшая от слёз, уставшая от пережитого, но понимала, что испытание, длившееся эти жуткие осенние месяцы, уже позади.

Женщина (глава - 5)

Случайно, один только раз, зашла я к одной из новых одноклассниц домой (носила её сумку с нотами до музыкальной школы, ждала, пока её урок закончится и, провожая её домой, по пути спрашивая – как и что она играла). Уютная обстановка квартиры  понравилась мне. А больше всего поразила вязка в кресле... Пастельного цвета пряжа с выпуклым рисунком – с таким видом рукоделия я встретилась впервые. «Мама вяжет что-то...»  - небрежно сказала моя новая одноклассница.

В тот же вечер я поделилась своими впечатлениями со своей мамой, и реакция её определили моё будущее: « Тот, кто умеет вязать и шить, всегда будет сыт, обут и одет!» Мама не ошиблась. Всю жизнь эти её слова звучат в моей памяти.

     

 К занятиям музыкой эти девочки относились с таким же презрением, как и ко мне: «Музыкалка» - так они называли школу, в которой я так мечтала учиться.

Наивно и по - плебейски я просила кого-нибудь из них сыграть хотя бы кусочек из хрестоматии с ярко зеленой обложкой. И однажды это случилось – одна из них, маленькая, миниатюрная, с рассыпчатой стрижкой и в клетчатом пальто с капюшоном, знающая как она нравится всем с момента своего рождения, согласилась сыграть мне «Жалобу» Гречанинова.

Я долго её уговаривала, и снисходительная гримаса оставалась на её лице даже тогда, когда зазвучали минорные аккорды, совсем не ей посвященные...

Она колотила по клавишам, делая мне одолжение, и я  слышала, как грустные арпеджио торопливо жалуются мне и просят спасти их от её неуклюжих рук...

     

Очень часто я была предметом  высмеивания этих новеньких... унижение и первые ростки гордости  появились одновременно. Девочки эти были явно злы. Но я не хотела в это верить! День Рождения, на который они меня однажды пригласили, был совсем не Днём Рождения, а просто вечеринкой в доме без взрослых, где мне предложили выпить спитного. Под насмешливые взгляды и провокационное «Слабо!» я выпила какую-то самогонку и долго не могла подняться с ободранного кресла, борясь с дурнотой на грани обморока.

  

Добрела по тёмным улицам домой, удалось проскользнуть незаметно в комнату, спрятаться с головой под одеяло. Плакала горько от собственной слабохарактерности. Не могла себя понять: что тянуло меня к ним? Мальчишки их типа, надменные «маменькины сыночки» уже присоединились к этим «снежным королевам», а я была «не их поля ягода» - мне давали это понять. Но злой рок держал меня около них, как мишень.

                                       

Женщина (глава - 4)

Вскоре, на уроках труда, открыла для себя чудеса другие – иголка и нитка, вышивка и обмёточный шов, выкройка и фартук, сшитый моими руками. Пожилая, спокойная учительница, усаживала нас, девчонок вокруг себя, и неторопливо учила искусству созидания. Первые изделия, сделанные своими руками, переполняли меня восторгом, который я тщательно скрывала, чтобы не помешать этому волшебному уроку.

Белоснежные  репсовые манжеты и воротнички, сшитые мною из маминой  блузки, оживляли любое старенькое платьице. Всё должно было соответствовать моим  начищенным туфлям. Иногда они промокали под дождем, и тогда я мыла их в раковине и сушила – знала, что мокрыми их начищать кремом нельзя.

И расчёска из противного орудия пыток, превратилась в волшебную палочку!

Я изучала своё отражение в зеркале. И хотя, Леонардо да Винчи считал, что зеркало искажает действительную внешность человека, меня моё отражение вполне устраивало. Изменения в своей внешности воспринимала как чудо из чудес , и не уставала крутиться перед зеркалом. Только вечером, при свете ночника, я могла распустить косу и превратиться из обыкновенной девочки в принцессу…

В ту осень проснулась не только моя женственность, но и впечатлительность.

Жили мы в маленьком городке – там нашли мои родители крышу над головой после того, как потеряли всех и всё во время войны. Уральский этот маленький городок до сих пор в моей памяти остался миром необыкновенным.

Ледяные горки, санки и лыжи, речка и земляника в лесу, осенняя листва и холодные дожди, а после морозной и снежной зимы, наступала весна - ослепительная и душистая, с сиреневым запахом, черёмухой и акацией.

 

Общительность моя раскрывала души соседей –  со мной шутили, приглашали в гости. Ни одна игра с детьми во дворе не начиналась без меня.

...И только презрительный взгляд  новых одноклассниц приводил меня в замешательство и недоумение. Попытки заговорить... прерывались молчанием, которое они, словно щит, выставляли передо мной. После каждого контакта с ними, я робела, уходила в сторону и сидя за партой, чувствовала свою ущербность. Кроме того, что на перемене они ели красивые яблоки, говорили жеманно и свысока, обсуждали других…

Девочки эти учились музыке. Ходили к частной учительнице, и дома у каждой из них было пианино. После нескольких месяцев в школе, они уже не считались новенькими, но всё равно на переменах всегда держались обособленно – маленькие модницы, из мира, в котором мне не нашлось места. Конечно, я навязывалась. Недоступные и холодные, эти новенькие  явно отказывали мне в дружбе, а  так хотелось узнать их поближе!

Женщина (глава - 3)

Как- то вечером, папа обратил внимание на то, как я пыталась тряпочкой протирать свои «демисезонные» туфли. После того, как я поняла, что мы бедны, решила, что аккуратность – это ухоженность. До сих пор так считаю, кстати.

Папа взял из  моих рук одну из туфель и дал урок, впечатление от которого опишу… спустя пятьдесят лет.

    

 Искусство – только так я могу назвать и процесс, и результат этого чуда! Специальная обувная щётка, крем в железных, трудно открываемых баночках – один чёрный, а другой красно - коричневый, почти бордовый, и полоска бархатной ткани. Мой папа прошёл всю войну военным фельдшером. Он многому меня научил на протяжении нашей долгой дружбы - делать правильно перевязку пораненной ноги, чистить картошку, тонко снимая кожуру, варить и жарить, мыть полы и самое главное никогда не унывать!

  

 В тот вечер он, подробно и не торопясь, объяснял мне, как наносить крем на  чистые и сухие туфли, как начищать и полировать их бархоткой. Мои старые потрескавшиеся туфли преобразились. Они были двухцветные – бордовый и болотный вдруг ожили и заблестели. Как красиво сидели они на моей ноге, обтянутой чулочком в резиночку.

   

 Всю эту осень я не могла насмотреться на эти возродившиеся туфли! Конечно, трещинки и потертости этих туфель оставались видны, но не в этом дело. Самое главное было в том, что я поняла, как много зависит от меня. Нет безысходности! Детская беспомощность растаяла и исчезла. Вот что было самым главным.

        

Позже, когда наступили холода, родители купили мне осеннее пальто, мягкого кофейного цвета из красивой и тёплой ткани. Я одевала себя в это пальто, и запомнившееся ощущение счастья,  называю сегодня женственностью.